Завтра ты умрешь
Шрифт:
Он был у Натальи – не то что бледной, а какой-то желтой от ужаса. Она стояла посреди комнаты, неловко держа оружие в правой руке, а левой зажимая рот.
Покосившись на Нику, женщина издала какой-то странный, каркающий звук, убрала от губ ладонь, измазанную помадой, и уставилась на пистолет так, будто недоумевала, откуда эта штука взялась у нее в руке. Было видно, что она готова попросту отшвырнуть оружие, но подоспевший Ярослав молча освободил ее от этой опасной ноши. Генрих Петрович опомнился от изумления и раздраженно поинтересовался:
– В чем дело? Разве вам на сегодня назначено?
Ему никто не ответил, и он перевел взгляд на свою рыдающую секретаршу. Та с трудом ползала на коленях и безуспешно
– Юлия Львовна! – Психиатр повысил голос почти до крика, его черные глаза сверкали от бешенства – мир вокруг, очевидно, сходил с ума весь разом, а к этому даже он, профессионал, не привык. – Бросьте своих рыбок и обратите на меня внимание! У нас что – был назначен еще один сеанс?!
– Нет, нет, – прорыдала секретарша, садясь прямо в лужу и заливаясь слезами. В ее сложенных ладонях истерично билась большая сине-золотая рыба, бессмысленно таращившая мутнеющие глаза. – Вызовите милицию!
Ее никто не поддержал – при слове «милиция» все как-то странно зашевелились, стараясь не встречаться друг с другом взглядами. Только Банницкий воспринял этот призыв вполне равнодушно. Он взглянул на часы и спросил Нику, имеют ли она и ее спутник касательство к данному делу? Банкир говорил негромко, очень спокойно, но в его голосе было нечто, заставляющее слушаться. Оробев, Ника кивнула.
– Мы журналисты, друзья Наташи, – сказал Ярослав, пряча пистолет в карман своих мешковатых штанов. – И мы должны вас предупредить – вашим делом очень скоро заинтересуется не только пресса.
Михаил Юрьевич выслушал его почти благожелательно – Ника по-прежнему не могла различить и тени страха на его худом усталом лице. А затем банкир все так же веско и бесстрастно сообщил, что хочет сделать заявление.
– И мы решим, вызывать ли милицию, договорились? – Вопрос адресовался Нике, и ей показалось, что на этом невыразительном лице появилось что-то похожее на улыбку.
Ничего не ответив, женщина присела на краешек дивана. Наталья, будто проснувшись, бросилась к ней и села рядом, вцепившись в ее руку. Ася презрительно усмехнулась, глядя на Банницкого, и закурила новую сигарету. Своих сообщников она как будто не замечала. Только Юлия Львовна, ни на что не обращая внимания, продолжала оплакивать гибель своего аквариума – рыбки уже почти не шевелились.
– Вы уверены, что… – начал было психиатр, но Банницкий, глядя мимо него, заговорил – так громко и уверенно, что могло показаться, будто он давно ждал этой минуты.
Эпилог
«Пять лет назад, чудесным ясным днем в самом начале осени, в кабинете одного из директоров известного в Москве коммерческого банка раздался звонок. Банкиру звонила сестра, отношения с которой тот почти не поддерживал – из-за того, что с ней не ладила его жена. Женщины возненавидели друг друга с того дня, как имели несчастье познакомиться – мы говорим «несчастье», поскольку это знакомство в конечном счете и послужило причиной смерти обеих.
Не скрывая злорадства, сестра (назовем ее Верой) сообщила нашему герою Юрию Михайловичу (в интересах следствия мы не называем его настоящего имени), что его жена и мать его двоих детей завела любовника, о чем знает уже весь банк. Внешне Юрий Михайлович воспринял эту новость спокойно – единственное, что он предпринял, это в тот же день дал понять любовнику жены, одному из своих служащих, что тот будет уволен. Устраивать скандалы было вообще не в его натуре – так единодушно отзывались о нем все
Он даже не стал объясняться с неверной женой, однако она уже знала, что ему все известно. Воспользовавшись тем, что муж повел маленьких дочек в цирк, испуганная предстоящей расправой банкирша убежала к любовнику. Вероятно, женщина подписала себе приговор этим поступком, потому что, как выяснилось впоследствии, интересы детей были настолько ценны для банкира, что он не стал бы наказывать их мать… При одном условии – если бы та осталась с ними!
Но молодая женщина не спешила ни извиняться, ни возвращаться в свою золотую клетку. Она слишком боялась гнева обманутого мужа и не верила в его кротость. О других мотивах своего поведения могла бы рассказать нам только сама банкирша, но увы… Так или иначе Евгения (назовем ее так) домой не вернулась. Возвратившись с детьми из цирка, банкир обнаружил ее исчезновение и, дав волю своему гневу, перебил все цветочные горшки – домашним цветоводством увлекалась бежавшая женщина. Как видим, финал вполне банальный и почти комический… Но Юрий Михайлович не собирался на этом останавливаться. Придя в себя, он начал действовать в высшей степени необычно, что дает нам право назвать его виртуозом мести.
Он не стал искать жену, угрожать ей, уговаривать вернуться. Заботливый отец отослал детей за границу в школу-пансион, под присмотром Веры, а вместо Евгении нанял… Актрису! Пять лет она исполняла роль беглой банкирши, живя в роскошном загородном особняке, ни с кем не общаясь, не имея права называть свое настоящее имя и вспоминать о своей настоящей судьбе. У нее был свой маленький спортзал, сауна, солярий, даже компаньонка, ничего не знавшая о том, кому она в действительности составляет компанию. Эта наемная подруга все пять лет была уверена, что ее задача – развлекать психически ненормальную жену банкира. Был у поддельной Евгении и личный врач-психиатр, задача которого состояла в том, чтобы инструктировать Актрису, как разыгрывать сумасшедшую. Знакомым семьи, которые спрашивали о Евгении, банкир говорил, что та уехала жить в Испанию. Навещая за границей дочерей, он рассказывал легенду, что их мать очень больна и с нею нельзя видеться. Эта невероятная груда лжи росла и с годами становилась все более громоздкой, но Юрий Михайлович этого как будто не замечал. Зачем же ему была нужна эта инсценировка, так дорого оплаченная (все ее участники получили весьма внушительные гонорары)?
Это стало казаться еще более странным, когда мы узнали о том, что настоящая Евгения все-таки сделала попытку вернуться к мужу. Это было примерно через полгода после ее ухода из дома (что, конечно, не говорит о ней как о хорошей матери). Но Евгения безнадежно опоздала – ее место прочно заняла Актриса, которая, в отличие от той женщины, которую ей приходилось играть, всегда вела себя так, как хотелось банкиру. Он отказал жене и предложил оплачивать ее содержание… С тем условием, что она не будет делать даже попыток найти детей и общаться с ними. Деньги были приняты, как и условия. Можно сурово осудить эту женщину, практически продавшую свое право общаться с детьми. Но можно и понять ее – ведь, по мнению мужа, она все равно утратила это право, а своих решений он не менял. Евгения взяла деньги, и брала их еще не раз. Ее жизнь не представляла собой ничего интересного – это была череда любовных связей, все менее разборчивых, нервных срывов и депрессий. Новой семьи она так и не создала, хотя помех к этому не было. Евгения производила впечатление человека, который что-то потерял и никак не может найти, – вот слова одной из ее знакомых. Такая жизнь не способна была удовлетворить молодую красивую женщину, все лучше понимающую, что ее семья погибла из-за минутного каприза… И наконец, она поставила мужа перед фактом своего возвращения.