Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник
Шрифт:
И тут Траут заметил, что на простом огнетушителе в «Галактике» красовалась надпись: «Экзельсиор!».
Насколько Трауту было известно, это слово на мертвом языке означало «Выше!». Кроме того, это слово выкрикивал выдуманный альпинист в знаменитой поэме, когда он влез на гору и исчез в тумане. И еще «Экзельсиором» назывался один сорт стружки, в которую упаковывали бьющиеся предметы.
— Почему им вдруг вздумалось дать огнетушителю название «Экзельсиор»? — спросил Траут у водителя.
Водитель
— Видно, кому-то понравилось, как оно звучит, — сказал он.
Килгор Траут глядел на окрестности — все сливалось от быстрой езды. Он заметил объявление:
Да, он действительно приближался к Двейну Гуверу. И словно Создатель вселенной или еще какие-то сверхъестественные силы хотели подготовить его к этой встрече, Траут вдруг почувствовал непреодолимое желание — полистать свою книгу «Теперь все можно рассказать». Это и была та книга, от которой Двейн вскоре превратился в кровожадного маньяка.
Основной идеей книги было вот что: начало жизни на Земле — эксперимент Создателя вселенной, он пожелал испытать новый вид живого существа, который он собирался распространить по всей вселенной. Это существо само могло принимать любые решения. До сих пор все остальные создания были полностью программированными роботами.
Роман был написан в виде длинного письма Создателя вселенной к этому экспериментальному Существу. Создатель поздравлял свое создание и просил извинения за все неудобства, которые тому приходилось претерпевать. Создатель вселенной пригласил это Существо на банкет, который устроил в его честь в зале «Эмпайр» гостиницы «Уолдорф-Астория» в городе Нью-Йорке, где черный робот по имени Сэмми Дэвис-младший должен был петь и плясать.
После банкета экспериментальное Существо было оставлено в живых. Его перенесли на некую необитаемую планету. Пока оно было в бессознательном состоянии, с его ладоней наскребли живых клеток. Операция была совершенно безболезненной.
А потом эти клетки намешали в супообразном море на этой девственной планете. Проходили эоны, и клетки эволюционировали, превращаясь во все более и более сложные организмы. Но какую бы форму эти существа ни принимали, все они обладали свободной волей.
Траут даже не придумал имени экспериментальному Существу. Он назвал его просто Человек.
На этой девственной планете Человек был Адамом, а море — Евой.
Человек часто бродил у моря. Иногда он забредал в море по колено. Иногда он заплывал в свою Еву, но она была слишком похожа на суп, а такое купанье ничуть не освежало. От этого ее Адам становился сонным и липким, так что он сразу окунался в ледяной родник, только что сорвавшийся со скалы.
Он вскрикивал, окунаясь в ледяную воду, и снова вскрикивал, вынырнув оттуда. Вылезая на каменистый берег родника, он раскровянил ноги и сам засмеялся над собой.
Задыхаясь от смеха, он подумал, что бы такое крикнуть во все горло. Создатель вселенной никак не мог знать заранее, что крикнет Человек, потому что Он им не управлял. Человек сам должен был решать, что ему делать и зачем. И вот однажды, после ледяного купания, Человек заорал: «Сыр!!!»
А в другой раз он крикнул: «А не лучше ли водить бьюик?»
На девственной планете кроме Человека было еще одно большое животное,
Этот медведь пытался узнать, почему Человек делает именно то, что он делал. К примеру, он спрашивал: «А почему ты заорал: „Сыр!!!“?»
И Человек с насмешкой отвечал: «Потому что мне так захотелось, дурацкая ты машина!»
Вот какой памятник поставили Человеку на девственной планете в конце книги Килгора Траута:
Глава семнадцатая
Кролик Гувер, сын Двейна Гувера, гомосексуалист, одевался: пора было идти на работу. Он играл на рояле в коктейль-баре новой гостиницы «Отдых туриста». Он был бедный. Он жил один в комнатке без ванной, в старой гостинице «Фэйрчайлд» — когда-то она была очень модной. Теперь это был форменный притон в самой опасной части Мидлэнд-Сити.
Вскоре Двейн здорово изобьет Кролика и его вместе с Траутом отвезет в больницу карета «скорой помощи».
Кролик был бледен той нездоровой бледностью, которая цветом напоминала слепых рыб, тех, что водились в утробе Пещеры святого чуда. Теперь эти рыбы вымерли.
Все они давным-давно всплыли пузом вверх, и поток смыл их из пещеры в реку Огайо, где, всплыв пузом кверху, они лопались под полуденным солнцем.
Кролик тоже чурался солнечного света. А вода из кранов Мидлэнд-Сити с каждым днем становилась все ядовитее. Ел он очень мало. Он сам готовил себе пищу в своей комнате. Готовить, собственно говоря, было просто: ел он только овощи и фрукты и жевал их сырыми.
Он не только обходился без мяса убитых существ — он и без живых существ обходился: без друзей, без возлюбленных, без любимых домашних зверьков. Когда-то он пользовался большим успехом. Например, будучи курсантом военной школы в Прэри, он был единогласно избран всеми курсантами выпускного класса полковником учебного корпуса — высший чин для выпускника.
Играя на рояле в баре гостиницы, он таил в себе много-много всяких тайн. Например, казалось, что он был тут, в баре, а на самом деле он отсутствовал. Он умел исчезать не только из бара, но даже с нашей планеты вообще путем «трансцендентальной медитации». Он научился этому приему у йога Махариши-Махеша, который как-то попал в Мидлэнд-Сити, разъезжая с лекциями по всему свету.
Йог Махариши-Махеш, в обмен на новый платочек, немного фруктов, букет цветов и тридцать пять долларов, научил Кролика закрывать глаза и тихо издавать певучие странные звуки: «Эй-ииии-ммм…». Сейчас Кролик сидел на кровати в своем номере и мычал про себя: «Эй-ииии, эй-иииии-м…». Каждый слог этой мелодии соответствовал двум ударам сердца. Он закрыл глаза. Он нырнул в глубину своего сознания. До этих глубин редко кто доходит.
Сердце у него стало биться медленнее. Дыхание почти прекратилось. Из глубин выплыло одно-единственное слово. Оно как-то высвободилось из-под контроля его сознания. Оно ни с чем связано не было. И это слово лениво плыло прозрачной, как легкий шарф, рыбкой. Безмятежное слово — вот оно: «голубой»… Вот каким виделось оно Кролику: