Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
Экзаменаторы, все четверо, весело переглядываются, кто деликатно пряча усмешку, а кто внаглую, растягивая рот до ушей, шепчутся.
— Это обстоятельство, знаете ли, нас не очень волнует, господин Чебриков, — наконец замечает, встряхнув кудрями, старший из строгих судей, пышноволосый брюнет в пенсне и с чеховской бородкой. — Мы, поверьте, как-то выше сословных предрассудков. Итак, — помолчав и дав Чебрикову в полной мере осознать свой ляп, продолжил он. — Хотелось бы для начала узнать номер вашего экзаменационного билета, господин
— Номер... — Ротмистр, вспомнив только сейчас, что так второпях и не посмотрел номер билета, вскидывает к глазам бумажку.
Но этого же не может быть! В верхнем левом углу отпечатанного на серой газетной бумаге экзаменационного билета, чуть выше вопросов, значится черным по белому: № 666...
— Что же вы остановились, господин Чебриков? — Голос экзаменатора холоден и сух.
— Шестьсот шестьдесят шесть... — вяло читает Петр Андреевич.
Экзаменатор, ничуть не удивившись, заносит странный номер в ведомость напротив фамилии экзаменуемого и кивает на стоящий напротив стул:
— Присаживайтесь...
Чебриков пытается сесть на стул, но это невозможно: шашка в ножнах путается под ногами, цепляется за стол... Черт бы побрал этот анахронизм, но что поделаешь: неизменный атрибут парадной жандармской формы... Наконец Петр Андреевич устраивается, поставив шашку между ног, будто так и задумывалось, и, картинно опершись на эфес, готовится отвечать на задаваемые вопросы.
— Итак, дорогой мой Петр Андреевич, — елейным голоском начинает похожий на крысу длинным подвижным носом и скошенными лбом и подбородком крайний слева экзаменатор, — ответьте-ка нам на такой вот вопрос...
Он медлит, лениво перелистывая короткими, поросшими серой щетиной пальцами какую-то книжку, в которой Чебриков с ужасом узнает проклятую «Историю СССР».
— Сообщите-ка нам, сударь, в каком году и где именно состоялся Первый, учредительный съезд РСДРП?
Черт возьми, но в билете такого вопроса явно не было! Там было... Чебриков с ужасом понимает, что не помнит ни единого слова из только что прилежно исписанных листков, лежащих сейчас перед экзаменаторами слишком далеко, чтобы разобрать хотя бы строчку.
— Первый съезд...
— Не знаете? — Смахивающий на грызуна экзаменатор гневно и обличающе упирает кургузый немытый палец чуть ли не в лицо ротмистра, и Петр Андреевич с ужасом ощущает исходящий от него затхлый крысиный запах.
— Раскройте суть апрельских тезисов Владимира Ильча Ленина! — следует предательский выстрел уже с правого фланга.
Чебриков в панике оборачивается к новому противнику, на этот раз сухопарому, словно жердь или, скорее, колодезный журавль, лысому как колено, старику с орденской Владимирской лентой через плечо и почему-то с орденом Ленина, большим, как чайное блюдце, на шее. Какие еще, к чертовой бабушке, апрельские тезисы? Ведь вторым вопросом в билете был... был...
— Назовите точную дату начала боев с японскими милитаристами на реке Халхин-Гол!
Это
— Не торопитесь, Григорий Ефимович! — осаживает неопрятного и неприятного мужика щупленькая, востроносая, довольно-таки смазливенькая барышня, недвусмысленно подмигивая ротмистру. — Пусть лучше он расскажет нам про то...
— Кто такой Адольф Шикльгрубер?! — Распалясь, стучит кулаком по столу невесть откуда взявшийся давешний «водочный» мужичонка в синем ватнике, но уже почему-то в белоснежных лейб-гусарских лосинах, рельефно обтягивающих полные, как у женщины, ляжки, и в кокетливой кружевной наколке горничной на голове. Распахнувшаяся телогрейка с косо нашитой на груди белой тканевой полоской с длинным номером открывает шитый золотом камергерский мундир. — Даты рождения и смерти, основные вехи биографии, достижения, промахи, просчеты...
Число экзаменаторов стремительно растет, и в толпе, восседающей, возлежащей и подпрыгивающей за огромнейшим столом, растянувшимся чуть ли не на километр, мелькают то красная морда скандальной бабищи в вязаном берете, то лицо диктатора с труднозапоминаемой грузинской фамилией, очень похожего на Пржевальского, то физиономия очкастого коллекционера, теперь, правда, без очков, но вставившего в глазницу наподобие монокля серебряный рубль с двуглавым орлом, то представительная физиономия бровастого старика с рядом орденских звездочек на груди... В какофонии участвует даже серебристый металлический Ульянов-Ленин с ордена на шее журавлеобразного старца, развернувшийся ради такого случая анфас...
— Когда?.. Почему?.. Объясните!.. Перечислите!.. Сообщите!..
Чувствуя себя полностью растоптанным свалившейся неведомо откуда напастью, Петр Андреевич вскакивает на ноги, инстинктивно хватаясь рукой за эфес шашки, но с изумлением и ужасом видит, что вместо доброго стального клинка у старомодного, но верного оружия — погнутая алюминиевая вилка без одного зубца с насаженной на нее полуразварившейся-полупригоревшей картофелиной.
Разнообразнейшие и все более устрашающие монстры-экзаменаторы уже лезут через стол, протягивая к горлу графа, словно в кинематографических «жутиках» Ханжонкова, трупно-зеленые когтистые лапы...
— Тихо! — Главный экзаменатор, до этого момента невозмутимо сидевший на своем месте, призывая к тишине, сначала стучит по столу кулаком, а затем выхваченным откуда-то ржавым молотком, закрепленным на рукоятке полувыпавшим гвоздем, по звонкой, как медные литавры, лысине крысоподобного субъекта, обзаведшегося уже острыми волосатыми ушками и парой длинных желтоватых зубов, высовывающихся из-под верхней губы, самозабвенно вопящего что-то, не обращая никакого внимания на удары, о Первом съезде российских социал-демократов...