Здесь издалека (сборник)
Шрифт:
А у стойки тем временем разгорелся мелкий скандальчик…
— Да я ща милицию вызову! — надрывно голосила раздатчица, — пшел, пьянчуга проклятый, кто платить за тебя будет? Мужики тута есть или нет, выведите его, что ль?
Старший тихонько кивнул, младший шагнул к обезлюдевшей в момент стойке — и сизый бич с недожеванным пирожком во рту как-то сам собой поплыл к выходу, сопровождаемый сзади незаметной фигурой.
— Пусти, начальник! — выл он сквозь пирожок — прав не имеешь! я им рупь когда еще дал! пусти, гад, руку!
— Вот так тебе! — верещала
— Так его! — осмелел пролетарий, раскрыл перед бичом дверь и изловчился пнуть его ногой в зад — неловко, символически, чтобы только поучаствовать.
— А пиво у нас, кстати, кончилось, — резюмировал старший, когда младший вернулся на место.
— Видал, как я его?! — хвалился тем временем пролетарий соседу в водолазке.
— Вот примерно так, — резюмировал старший, — когда праздроем все накроется, он орать и будет: как я их! То есть это нас с тобой.
— Что ж так мрачно, Аркадий Игнатьевич?
— Ну, оптимизм я тебе с трибуны покажу, когда надо будет. А куда страна катится, — старший отправил в рот остатки последнего пирожка — сладкого, с яблоком — ты и сам и знаешь, и видишь, и даже без сводок. Вот, опроси хоть этих, каждого из них: что у них на работе, что дома, как они политику партии понимают. Они тебе ответят.
— Да ведь и руководство знает… — младший все еще задумчиво дожевывал свой десертный пирожок, словно рот им занять хотел подольше.
— Наше руководство — знает, несомненно. А выше — сам понимаешь, лечебный режим у них, волноваться нельзя… Так что, пожалуй, только они одни в стране в программу «Время» и верят, старички наши заслуженные. Информацию, ее ведь еще и переваривать надо уметь. А их как всю дорогу учили отчитываться? Что начальство закажет, то подавай. Ну, а теперь они сами — главное начальство. Как в сорок первом, сводки-то Сталину поступали, а толку…
— Порядок пора наводить! — твердо заявил младший, утирая губы носовым платком.
— Ну да, ну да… А вот давай, Володя, сейчас и начнем. Вот с этой вот пирожковой. Давай попробуем, а? Корочки достанем, перепишем народ — кто на рабочем месте должен сейчас быть. Половина наберется, полагаю. Сообщим им по месту службы. Да и еще водку изымем, не положено тут приносить-распивать. Контрольную закупку, кстати, сделаем, взвесим содержание мяса в пирожке.
— Мы не ОБХСС, — в голосе младшего звучала все та же сталь.
— Вот. Верно излагаешь. А с этого и начнется, этим и закончится весь твой порядок. Потому что по-настоящему развернуться… ну как в тридцатые… Володя, вот ты мне скажи, — старший широким взмахом ладони отодвинул в сторону пустые тарелки, — вот ты лично готов к лимитам «по первой категории — десять тысяч человек на область»? Выполнять их готов?
— Нет, — голос младшего не дрогнул, но сталь ощутимо стала накаляться.
— Вот и я не готов. И никто не готов. Хотя бы потому, что все теперь понимают, чем это пахнет. Ты начнешь, тобой закончат. Нет, Володя, большая чистка — это трюк одноразовый,
— Согласен, — тихо сказал младший, глядя в тарелку, — а что делать?
— Да не волнуйся, залп Авроры я тебе предлагать не буду… Да и пошли, что ли, на улицу, погода вроде как ничего.
— Я извиняюсь, граждане-товарищи, — тот самый ханурик неожиданно выскочил, как из-под земли, приторно-вежливый — вот уходите, а бутылочки сдавать не будете?
— Твоё, — отрезал младший, ведь старшему не по чину такими делами заниматься.
И оба, пройдя сквозь реденькую толпу, толкнула дверь, исчезли на улице, и младший по-прежнему на полшага отставал от старшего.
На улице они неторопливо двинулись по улице Жданова к бульварам, а вечерний поток суетливо обтекал их, спеша по своим мелким, частным делам, не имеющим никакого отношения к судьбам страны и мира.
— Делать что, говоришь? — возобновил разговор старший, — а все то же самое. Родине служить, обязанности свои исполнять. Но и головы не терять, примечать, что происходит, кто куда движется. В общем, что мне тебя учить. Я вот тебе другое хочу сказать… Ты сам-то как думаешь, как оно дальше пойдет?
— Не знаю, Аркадий Игнатьевич, — отозвался младший, — честно, не знаю, да и трудно мне делать выводы такого масштаба. Сейчас все стабильно, думаю, примерно так оно и будет продолжаться лет двадцать минимум. Войны не жду.
— Зачем же горячая война в век ядерных боеголовок и компьютеров. По-другому они действуют, по-другому. Ну а что, Амальрик прав, или нет?
— Насчет «просуществует ли СССР»? — удивленно переспросил младший, — указанные им сроки уже подходят, но никуда наш Союз не девается. Конечно, Союз — это на века. Проблем много, что говорить, но такая страна…
— Чем аргументируешь?
Младший на время замолчал, а потом нашелся:
— Ну уж это Амальрик должен аргументировать. Статус кво — по умолчанию.
— Логика, — усмехнулся старший, — ну, да противно мне об этом свистуне Амальрике говорить, не в нем дело. Я лучше от себя предложу тебе… скажем, некий вероятностный прогноз. Модель развития.
— Интересно, Аркадий Игнатьевич. Очень интересно Вас слушать.
— Тогда слушай… — старший, не снижая скорости, кивнул какому-то своему знакомому во встречном потоке пешеходов, и тот не подошел, не поздоровался. Такой, значит, был кивок, подумал младший, и вот этому тоже надо научиться. Они уже выходили из завороченных переулков на крутой склон Рождественского бульвара, и едва пожелтевшие деревья роняли свою красоту под ноги торопливым прохожим.