Здесь курят
Шрифт:
– В шесть я приземляюсь в «Даллесе», – сказал Ник. – Ты не могла бы меня встретить? Нам нужно поговорить.
– Знаешь, я страшно занята, – сказала она. – О чем ты хочешь поговорить?
– БР рассказал Капитану о моей ситуации, ну, ты понимаешь, об этой парочке, которая меня навещает…
– ФБР? На тебе. Половина радиолюбителей Америки радостно навострила уши.
– Я знаю лишь одно: БР рассказал обо мне Капитану, а Капитан только что предложил мне уйти в отпуск.
– Хорошо бы он мне это предложил.
– Не в том дело. Ты, случаем, не
– Нет.
– Может, встретимся попозже?
– Нет.
Послышался щелчок, и записанный на пленку голос уведомил Ника, что, если он хочет произвести еще один дорогостоящий вызов с высоты в тридцать пять тысяч футов, достаточно нажать кнопку 2. Он позвонил БР. Ответа пришлось ждать восемь минут.
– Да, Ник? – и у этого тон изменился. Что они там, в Академии, фреона все надышались?
– Меня интересует, что ты сказал Капитану. Он предложил мне нанять адвоката и уйти в отпуск.
БР откашлялся.
– Я счел себя обязанным посвятить его в эту историю с ФБР.
– Понятно. Что-нибудь еще ты ему рассказал?
– Только то, что я знаю.
– А что ты знаешь?
– Что ФБР проявляет к тебе горячий интерес. По правде сказать, я уже нанял для тебя Стива Карлински…
– О господи!
– Слушай, Ник, они сегодня опять приходили. В Академии начались разговоры. Я считаю, что в такой ситуации нам не помешают советы хорошего адвоката.
– Чего они на сей раз хотели?
– Ник, я не уверен, что имею право обсуждать это с тобой.
– Как это?
– Для твоей же безопасности. И, если честно, я обязан также думать о добром имени Академии.
Ник нажал кнопку вызова стюардессы.
– Вы умеете смешивать водку «Негрони»?
– Разумеется, нет! – радостно отрапортовала она.
– Чего я решительно не понимаю, – сказал на следующее утро Стив Карлински (Ник сидел в его кабинете, по стенам которого висело множество фотографий, изображающих Стива в обществе разного рода знаменитостей), – так это почему вы прождали столько времени, прежде чем обратиться ко мне.
Карлински был высок, сухопар, в близко посаженных глазах его, казалось, навек застыло изумление. Все в нем было серо, за вычетом яркого, небрежно завязанного шелкового галстука, какой в его мире почитается, наверное, атрибутом беспутного гульки. Говорили, что единственной его страстью, если не считать почасовой оплаты, были вина, которые он, впрочем, не пил, а коллекционировал. Карлински был высок, сухопар, в близко посаженных глазах его, казалось, навек застыло изумление. Все в нем было серо, за вычетом яркого, небрежно завязанного шелкового галстука, какой в его мире почитается, наверное, атрибутом беспутного гульки. Говорили, что единственной его страстью, если не считать почасовой оплаты, были вина, которые он, впрочем, не пил, а коллекционировал.
– Я к вам вообще не обращался, – сказал Ник. – И при чем тут опухоль?
– Простите. Я был бестактен. При вашей работе вы наверняка слышите об опухолях куда больше, чем вам хотелось бы. Итак, расскажите мне все. Чем больше я буду знать, тем больше от меня будет проку. Это походило на сеанс психотерапии, только подороже, 450 долларов в час. Психоаналитиком Карлински оказался первоклассным. Сам он не произнес ни единого слова. И лишь когда Ник закончил, сказал:
– Хоть я ни за что не позволил бы вам впустить к себе агентов ФБР без ордера на обыск, я, в определенном смысле, рад, что вы так поступили. Теперь, когда придет время, мы сможем использовать это против них.
– Какое еще время? – спросил Ник.
– Черные дни. Хотите закурить? Сам я никогда не курил, но, честно говоря, считаю, что в последнее время анти-табачное лобби слишком много себе позволяет.
– После того случая я курить не могу, – сказал Ник.
– И это мы тоже сумеем использовать. С учетом ваших служебных обязанностей, это равносильно утрате трудоспособности. Так, а теперь возвращайтесь на работу и, если к вам снова нагрянут агенты ФБР, сделайте милость, тут же позвоните мне. Я тем временем тоже позвоню в два-три места и попытаюсь кое-что выяснить. Ну что же, неплохо, думал Ник, шагая к Академии, отделенной от офиса Карлински тремя кварталами. Вполне порядочный, разумный человек. Едва он вошел в свой кабинет, как туда же влетела Гэзел, держа в руках листок с телефонным номером.
– Хизер Холлуэй, «Мун», СРОЧНО!!!
– Хизер? Ник.
– Ник, у тебя есть время? Хорошо, насколько я понимаю, ты нанял Стива Карлински? Алло?
– Я слушаю.
– Мне нужен твой комментарий. Ник?
– Я слушаю, слушаю.
– По-твоему, это комментарий? Думай, думай.
– Почему ты так решила? Здорово придумал…
– Ты провел в его офисе целый час. Ах он сукин сын!
– Да, – сказал Ник, поняв, что отвертеться ему не удастся, – провел, но мы обсуждали вопросы, связанные с АТИ, говорить о которых я с тобой не вправе.
Он услышал, как пальцы Хизер – которым могло бы найтись и лучшее применение – защелкали по клавишам, записывая его слова.
– То есть о расследовании, которое ведет ФБР? – спросила Хизер.
– Ты имеешь в виду столь бездарно затянувшееся следствие по делу о моем похищении и пытках?
Щелк-щелк-щелк-щелк.
– То есть ты отрицаешь, что Стива Карлински наняли, чтобы он представлял тебя в деле о твоем недавнем исчезновении и появлении на Эспланаде обклеенным никотиновыми пластырями?
– Браво, очень умело составленный вопрос.
– Ну брось, Ник, это же я.
– Я полагаю, за всем этим стоит Ортолан Финистер.
– Что?
– Честно говоря, – голосом уставшего от жизни человека произнес Ник, – я не думал, что он падет так низко.
– Господи боже, о чем ты?
– О том, что он использует ФБР для сведения личных счетов, одновременно пытаясь отвлечь внимание общества от подлинной проблемы, каковой является вермонтский сыр. Я нахожу все это очень печальным. Печальным для Вермонта, печальным для Сената США, печальным для всех приверженцев истины.