Здесь птицы не поют
Шрифт:
Виктор почесал пятерней затылок, вспоминая киборга, подобно статуе стоявшего на берегу реки. И внезапная догадка озарила его лицо!
— Савельев! Если бы нашему Стальевичу было сейчас лет тридцать — их было бы не отличить!
— Догадался Витька, — якут выпустил изо рта еще одно фигурное облако дыма. — А я думал, что ты совсем слепой. Есть и еще положительные моменты в том, что ты приволок в лодку камни, — неожиданно «вспомнил» Юрик. — Будь в ящиках что-то ценное, нам пришлось бы топать к пещере и переть это все на себе, так что… не устанем хотя бы. А что в четвертом?
Рогозин
— Кажется, этот, последний, я упер у демонов не зря, — сказал Виктор, опуская груз перед Юриком.
— Вижу, Витька. Другой ящик. Я даже, кажется, знаю, что в нем. Сбивай замок!
Опять в ход пошел отложенный булыжник — отмычка. В этот раз Рогозин не торопился, боясь снова увидеть груду обломков, но где-то в глубине души сознавая, что увидит что-то вообще неожиданное.
И едва крышка открылась, едва свет проник внутрь, как Юрик выдохнул:
— Оно!
Посреди всякой мелочи лежал… лежала… — Рогозин долго не мог подобрать слова для описания этого чуда…
— Вот она, Монина мечта, — произнес маленький якут, поднимая на руки ружье пушечного калибра. — Карамультук!
Он беззаботно улыбался во все зубы, редкие его усы боевито топорщились, а в глазах блестело боевое безумие, какое, должно быть, не понаслышке знали всякие средневековые берсерки и ацтекские куачики.
— Что это такое? — Виктор смотрел во все глаза на чудовищное жерло ствола и думал, что попал в компьютерную игру. — Оно ядерными бомбами стреляет?
Толстый вороненый ствол имел диаметр такой же как у поллитровой пивной банки, ну, если и уступала ей, то совсем незначительно.
— Гочин карамультук, — уважительно произнес Юрик. — Селезень. Четвертый калибр. Точнее сказать — Монин карамультук, ведь спор-то он выиграл? Посмотри, сколько там к нему патронов?
Рогозин откинул кусок порыжевшего брезента и услышал восхищенное цоканье Юрика:
— Вай — вай — вай, пятьдесят патронов, не меньше! Ой — бой! — на среднеазиатский манер запричитал якут, крутя в руках ружье, прикладывая его к плечу, заглядывая в ствол, едва не облизывая. — Даже если бы ты еще десять ящиков с камнями погрузил, и только один с этим «Селезнем», я бы тебя целовал как девочку!
— Да пошел ты! — Рогозин не понял радости якута и даже немного обиделся — на «девочку».
— Я пойду, Витька, теперь куда захочешь пойду! Только и ты со мной пойдешь.
— Почему это?
— Я маленький, если начну в абаасов из карамультука стрелять — меня просто снесет отдачей, а ты — большой, сильный богатырь, ты защитишь бедного Юрика от Улу! Почти пятьдесят патронов! Пятьдесят граммов крупной дроби в каждом! Четыре грамма пороха! Когда стая уток взлетает, то с тридцати шагов карамультук валит половину! Любого воплотившегося абааса просто в клочья разорвет — никакая регенерация не поможет! Плохо будет тебе, Улу!
Рогозин протянул руки и огромный «Селезень» плавно опустился в ладони. Весу в нем было килограммов пять; прохладный металл приятно холодил кожу, а деревянный приклад показался смутно знакомым.
Новая игрушка выглядела убедительно и Рогозину, ни разу в жизни не стрелявшему ни из чего подобного, тотчас захотелось попробовать ее в деле.
— Заряди, а? — попросил он Юрика.
Якут не заставил себя долго ждать — выхватил из ящика патрон, матерясь на двух языках, зарядил оружие, протянул ружье Рогозину.
— Всем хорош карамультук, но заряжать — замаешься. Хорошо только, что магазин сразу на три патрона.
— Куда стрелять-то? — глупо спросил Виктор.
— В дерево пальни, — разрешил Юрик и пальцем показал в какое.
До ствола толщиной в пару ладоней было метров пятнадцать, не больше. Рогозин приложил ружье к плечу и оглянулся на Юрика.
— С такого расстояния в черных и нужно бить, — кивнул тот. — Рот только открой и стреляй! Давай!
Рогозин тяжело вздохнул, задержал на секунду дыхание и нажал спуск. Бабахнуло — грохнуло в воздухе, стукнуло в уши, больно и сильно толкнуло в отощавшее плечо, заставив на шаг отступить назад и чуть в сторону, царапнуло по ключице. И стразу же послышался донесшийся как сквозь вату треск дерева — расщепленный ствол несчастного начал заваливаться, но зацепился ветвями за соседние деревья, да так и застрял — уже без малейшей надежды стать когда-нибудь настоящим лесным великаном.
— Как оно, а? — радостно завопил Юрик и больно ткнул острым кулачком Рогозина под ребра.
Ошеломленный Рогозин потер бок, шмыгнул носом и заглянул в едва дымившуюся черную дыру ствола.
— Если бы ты не сказал мне, что это ружье для гусей, я бы сам решил, что оно для охоты на мамонтов.
— Нет, паря, — покачал головой Юрик. — У мамонта шкура толщиной десять сантиметров. Убить его из карамультука сложно. Нельзя. Пуля нужна, дробь не возьмет. Но дырку сделает хорошую.
Все время, пока они собирались: припасы, оружие, маскировка лодки, — они спорили о том, как правильно охотиться на мамонтов. И хотя Юрик в самом начале признался, что не видел не то что мамонта, а даже и слона, победителем в споре вышел все-таки он, сочинив убийственный тезис о том, что мамонт не дурак и подставлять висок под ружье не станет, а стрелять в любое другое место почти бессмысленно, ведь предок слона — вообще не утка.
Глава 12. Новые надежды
Возвращение прошло на удивление гладко. Видимо, предводители нежити — Улу, который так и не объявился пока во плоти, да Савельев, — разбирали ошибки, искали виноватых и наказывали причастных, но в лесу было спокойно и даже осторожный Юрик, несший в каждой руке по заряженному ружью, а за поясом — пистолет, к концу путешествия положил оба ствола на плечи.
Рогозин брел за ним, нагруженный продуктами, сжимая в руках заряженный карамультук — утятницу, и даже не сторожился, уверенный, что приметливый партнер вычислит опасность загодя, а ему самому лишь придется, как белому сахибу в индийской охоте на тигра, только выстрелить. Ну и попасть, разумеется.