Здесь птицы не поют
Шрифт:
Однако ничего, кроме механического переставления ног делать не пришлось — уже к концу дороги, метров за триста до пещеры, Рогозин ощущал себя не грозным артиллеристом, а обычным грузовым ослом, возможно насквозь мирным мулом, но отнюдь не боевым носорогом.
Их встретили не овацией. Под внимательными взглядами встречающих они вдвоем прошли сквозь строй молчаливо стоящих друзей и столь же безмолвных бывших врагов, сбросили груз на расстеленное полотно и тяжело опустились рядом.
Сразу откуда-то появился Шепа и принялся бормотать
В какой-то момент он совсем перестал слышать скороговорку Шепелявого и, кажется, успел уснуть.
— Эй, Вить, — вдруг потрясли его за плечо, — а ты все это видел?
— Что, а? — Рогозин потряс головой, с трудом включаясь в действительность. — Что?
— Юрий Иванович нам рассказывает, что видел в нашем лагере Кима Стальевича во главе десятка монстров? — терпеливо повторил вопрос капитан — Семен.
— Кто такой Юрий Иванович? — Рогозин знать не знал никакого Юрия Ивановича.
— Юрий Иванович Мясопятов.
— А? — Рогозин такую фамилию слышал впервые.
— Юрик, епта! — не выдержал Семен.
— А! Вон что! И что? Савельев с монстрами?
— Ну?
— Да, так все и есть. Только не десяток, а два десятка. Еще одного мы прикончили по дороге. Только раньше он Петром — рыбаком был. А двое где-то по лесу бродят. Еще Железнобокого видел, четырехруких… много всего. А нет, не Железнобокого, а Железноногого.
— Как вы убили… — Семен почему-то не нашел слова и выжидательно уставился на Рогозина.
— Петра?
Виктор окончательно проснулся, огляделся вокруг. Отметил, что почти все население пещеры сидит в центральной ее части вокруг костра, что-то лопают. Рядом был обычный актив: Семен, Борисов, чуть в стороне, имея непричастный вид — Шепа. Юрика не видно.
— Да.
— Трудно. У него же регенерация.
— Рассказывай.
— Ну, я высунулся, стал орать на него. Нет, сначала дождались пока он окажется один. Потом только я высунулся. Ну он бросился на меня. Завалил. Твою мать, Семен! Я даже вспоминать этого не хочу!
— Нужно, Витя. Пойми нас тоже. Либо мы вам верим и идем воевать, либо не верим и потихоньку все подыхаем здесь от голода. Понимаешь?
— Чаю дайте, — буркнул Рогозин. — Расскажу, конечно.
Два часа, сменяя сладкий чай на чай без сахара, его мурыжили, выспрашивая все — все — все, и Рогозин напрягался, пытаясь вспомнить даже то, чего сам не видел.
Ему уже показалось, что прошла вся ночь, когда вдруг вопросы кончились, капитан — Семен по — доброму похлопал его по плечу, подсказал:
— Иди к Ларисе, она для тебя порцию еды оставила.
И только после напоминания
А потом, после весьма скудного ужина, наступило время полнейшей релаксации, но даже во сне Рогозин не выпустил из рук своего карамультука.
Потом, в пещерном сумраке, перед тем как Виктор окончательно уснул, к нему подошли несколько человек — прежних коллег из геологической партии и несколько «рыбаков», включая зубоскального Гешу, — жали руку, благодарили и обещали много — много — много всего: быть братьями, никогда не забыть, отблагодарить…
Утром всех разбудило не солнце — как это сложилось за последние дни, а настойчивые вопли капитана — Семена, оравшего, что после завтрака требуется решить какой-то глобальный вопрос.
— Здравствуй очень, Витька, — поприветствовал Рогозина якут и, почесывая бок, спросил: — Тебя тоже мучили?
— Ну так… немного.
— А из меня все жилы вытянули, — пожаловался Юрик. — То они чего-то не поняли, то я что-то не так сказал. Надоели. Для них же стараешься, а они…
— Говноеды, — согласно кивнул Рогозин.
— Вот ты меня, Витька, понимаешь. А они…
Рогозин представил себе допрос Юрика. Якута спрашивают о вещах сугубо материальных, а он лопочет о потустороннем, от него требуют цифр и фактов, а он сыплет легендами, ощущениями и домыслами. Рогозин как-то в Питере пытался разговаривать с одним известным художником и, хотя говорили вроде бы на одном языке, понять друг друга не смогли — настолько многогранен и гибок оказался русский язык. На допросе Юрика должно было наблюдаться что-то похожее.
— Козлы, — вздохнул Рогозин. — Какие планы?
— Семен обещал утром все сделать правильно. Думаю, соберет людей и что-то объявит. Не знаю пока.
Через час, после скудного завтрака и длинной, заунывной и малопонятной проповеди Шепелявого, Семен действительно собрал всех на большое вече.
— Благодаря двум нашим… разведчикам, — капитан быстро перешел к сути дела, — мы сегодня знаем гораздо больше, чем вчера. У нас есть оружие, боеприпасы, немного продуктов. Мы знаем, что монстров можно убивать. По крайней мере, некоторых. Мы по — прежнему не знаем, откуда и зачем они появились, но, думаю, ни у кого нет сомнений, что вторжение это совсем недружественное. Весь вечер вчера мы решали, как нам быть дальше…
Продолжить мысль ему не дали. Стоявший у самого выхода из пещеры шестипалый Санек выкрикнул:
— Вертушка!
Все побежали к нему, Санек показал направление, с которого донесся звук, но теперь ничего не было слышно из-за общего сопения и вошкотни.
— Тихо! — заорал Борисов, — Заткнитесь все!
Сразу стало тише и в наступившем безмолвии послышался отчетливый, но очень далекий дробный стук мотора винтокрылой машины.
— Сегодня десятое? — вслух спросил Геша. — Кажется, это за нами.