Здесь птицы не поют
Шрифт:
Шумел дождь, почти такой же как в родном Питере — мощный, громкий, свежий. Воздух напитывался влагой, гремела водою река, все было спокойно и привычно. И казалось, что нет рядом никакого Савельева с его монстрами, нет мертвецов, нет наполненного кровью склепа и нет никаких страхов.
Рогозин не заметил как уснул.
Сон впервые за последние дни был крепким и непрерывным, так что когда Рогозин снова открыл глаза, он почувствовал себя отдохнувшим.
Гроза ушла, вечерело. Мокрые камни блестели в косых солнечных лучах, рассыпали тысячи бликов во все стороны. Было красиво и спокойно. Над рекой висела бледная радуга.
Виктор встал, размялся немного, попрыгал, возвращая телу подвижность. Затем,
Но лодки у разрушенного причала уже не было — только обрывок веревки свисал с коряги.
Рогозин осмотрел его и решил, что веревка просто перетерлась о камни, а лодку утащила река.
Теперь предстояло пройти по размокшей тайге не одну сотню километров вдоль извилистого берега петляющей реки. Но в этот раз Рогозин был уверен, что дойти сможет — в рюкзаке на спине было достаточно провизии, в руках верный карамультук, а в карманах еще три десятка патронов. Для житья в этих краях — маловато, но чтобы выбраться к людям вполне достаточно.
Глава 18. Дорога домой
Поначалу все внимание Рогозина занимали две вещи: безопасность, — и за каждым кустом ему мерещились орды инопланетных захватчиков — демонов и налипшие на ноги комья грязи, серьезно осложняющие продвижение.
Дождь основательно размыл грунт, наружу повылазили скользкие корни деревьев, на которых Виктор то и дело поскальзывался, а еле видное за серыми тучами солнце совсем не спешило просушить землю.
Так, падая и чертыхаясь, Рогозин прошел шесть часов, то приближаясь к реке, то удаляясь от нее. Дважды терял ее из виду и в панике возвращался по собственным следам. Сколько удалось преодолеть километров, Рогозин не знал, но подозревал, что не очень много. Поход по хлюпающей жиже выходил совсем не скоростным, а вернее сказать — черепашьим. К тому же петляющая постоянно река, единственный его ориентир в тайге, река, отойти от которой Виктору было непередаваемо страшно, отнюдь не способствовала упрощению маршрута. Кое-как проковыляв эти шесть часов, совершенно вымотавшись и обессилев, Виктор начал подозревать, что по прямой не прошел и шести километров.
Теперь его уже не занимала безопасность — он решил, что возможные его преследователи точно так же должны были бы измазаться в глине и вряд ли могли передвигаться быстрее.
— Хорошо, что не зима, — подбадривал он себя, поднимаясь на очередную сопку. — Зимой я бы кончился уже давно.
Потом мысли его переключились на тех неизвестных подполковников и майоров, о которых он успел прочесть в загадочном журнале, написанном, казалось, самой нечистой силой. Что заставляло их идти на такие безумные эксперименты? Что толкало на… Он не успел до конца додумать мысль, как в голове его вдруг словно включился свет и вся картина, вся эта сумасшедшая история вдруг заиграла новыми красками!
— Конечно! — вслух произнес он. — Все эти светящиеся, все эти черные юэры и абаасы — это те самые люди, те самые подполы и майоры, которые много лет назад ушли через переход на другую планету! А выглядят они так, потому что демоны, которыми они одержимы, перестроили их организмы под условия той планеты! Твою мать!
От новизны мысли он буквально сел на пятую точку ровно на том месте, где эта идея застигла его врасплох.
— Они вернулись! А мы их начали убивать… Или? Они ведь напали первыми? Нет. Все было не так? Я не видел, что произошло на алтаре, когда мы с Юриком бежали от чокнутых «рыбаков». Если «рыбаки» начали их расстреливать при появлении, то неудивительно. Но ведь черные нападали на нас первыми? Или… Ничего не понимаю. А Савельев, выходит, просто вернул своих людей обратно? И если бы не Юрик с его мистикой, все могло
Рогозин замолчал, немного ошеломленный своим открытием.
Он не мог сообразить — что ему делать теперь, когда очевидная истина открылась перед ним во всем своем безумии.
Рогозин поднялся с земли, кое-как взобрался на высокий утес над рекой и расположился под сосной. Вид открывался чудесный, величественный, но немного хмурый. Солнце пробивалось на землю сквозь редкие прорехи в облаках световыми столбами, шумела река и на много верст вокруг всю землю покрывал первозданный лес.
— Представляю, — пробормотал Виктор, доставая из рюкзака уже опротивевшую ему пастрому, — Гагарин приземлился, а ему в лоб из ружья. Обидно, должно быть. Но почему Савельев-то ничего никому не сказал?
— Я бы мог вам все рассказать, но кто бы мне поверил, — раздалось над головой. — Что за дерьмом от тебя воняет? Медвежьим, что ли? От Атаса прячешься? Зря. Убили моего Атаса мои бывшие сотрудники. Там, в пещере и убили. Зря ты дерьмом измазался.
Рогозин не испугался — теперь он уже вообще ничего не боялся.
— Здравствуйте, Ким Стальевич, — даже не поворачивая головы, сказал он. — Кушать хотите?
— Нет, Виктор, спасибо, — отказался бывший начальник и встал перед Рогозиным, загородив всю панораму. — С едой у меня все хорошо. У меня с лодками плохо — гроза утащила все. А резиновая соседская оказалась прострелена в двух местах. Так что вот, пришлось выбираться на своих двоих.
— И куда вы теперь?
— За тобой иду. Помощь мне твоя нужна. Никого ведь больше не осталось.
— Все погибли?
— Да, Виктор. И мне их искренне жаль. Там были не самые плохие люди. Борисов, Перепелкин, Андреевна. Светлая память. — Савельев присел на трухлявый пенек, но неудачно, потерял равновесие и, неловко взмахнув руками, упал на травянистую почву. — Вот ведь не везет! С демонами не шутят, Вить. До какой-то поры их можно контролировать, но если он чувствует реальную угрозу, то начинает все делать сам. А убить его, как ты уже знаешь, очень трудно.
— В чью голову вообще эта идея пришла — делать людей одержимыми?
Этот вопрос сильно заботил Рогозина и почему-то ему казалось, что узнав на него ответ, он поймет что-то важное.
— Отец Арсений. Хороший был человек. Давно это было. Отец Арсений долгое время изучал бесноватых, — Савельев как будто бы и не старался ничего скрыть, наплевав на подписки и секретность. — Он бы тебе все это во всех подробностях рассказал, любил старик языком помолоть, но, к сожалению, он умер в пятьдесят шестом. А началось все это еще при царе — батюшке, когда отец Арсений проводил обряды экзорцизма. Он заметил, что одержимые не одинаковы. Одни боятся креста, другие нет, с одними можно разговаривать, с другими — нет. Изучал труды отцов церкви, но ничего внятного на эту тему не нашел. Долго рассказывать. Лет за тридцать ему удалось систематизировать каким-то образом всю эту адскую иерархию и он пришел к выводу, что все зависит от того, какие бесы терзают душу несчастного. В тело плохого христианина никогда не вселится какой-нибудь индуистский божок, равно и как наоборот — Вельзевулу не нужны души почитателей Кали, они в его понимании и без того уже прокляты. И только атеисты открыты всем духам. Такой вот у нас с тобой бонус.
— И что было дальше?
— А дальше он с одобрения на самом верху создал целый закрытый институт, который пытался приспособить открытый им феномен для службы всепобеждающему учению Маркса — Энгельса. Ну, знаешь, неутомимые труженики, непобедимые солдаты… Этнографы, монахи, мистики, маги — всем у него дело нашлось. У немцев был Аненербе, а у нас — епархия отца Арсения. Потом уже в полном составе здесь оказались, когда здесь научились пространство пробивать.
— А вы?
— А мы с братом…