Здесь жила Нефертити
Шрифт:
Внезапно тонкий высокий звук прорезал тишину, Потом еще и еще. Мне казалось, я вижу полчища духов — они носились по руинам, вспоминая о своих давно прожитых жизнях и древних жилищах. Затем где-то яростно залаяла собака, и вой прекратился. Тишина вновь стерла все звуки. Ну и денек. Скорпионы. Шакалы. Сон начал одолевать меня.
Глава шестая
Я проснулась, уверенная, что сегодня — воскресенье и я в Блюмсберри. Именно так тихо бывает у нас по воскресеньям — ни шума машин, ни звука шагов с улицы. Но в Амарне так было всегда. Тишина и лучи солнца, заливающие двор.
Во время завтрака мое внимание прежде всего привлекли костюмы наших мужчин, в которых они намеревались работать на раскопках. Это было очень любопытно и даже помогло мне понять их характеры. На Джоне была ярко-розовая рубашка с открытым воротом и морские шорты с поясом из разноцветной плетеной кожи. Ему очень шла густая копна взъерошенных волос.
Я тогда еще не знала, что он страстно увлекается средневековьем и, обдумывая какую-нибудь связанную с раскопками проблему, часто напевает себе под нос о рыцарях в латах и высоких шлемах, о галантных кавалерах пятнадцатого века с причудливыми шляпами. В этом человеке с обычной внешностью, окончившем бесплатную государственную школу и университет, таилась душа, мечтавшая о камзоле с саблей. Мне кажется, все яркие рубашки — розовые, зеленые и голубые, — которые он носил в Амарне, являлись своеобразным вызовом с его стороны простому серому в узкую полоску костюму. Работа в Амарне была для него не только профессиональным экскурсом в далекое прошлое — она позволяла на некоторое время забыть обыденность и прозаичность современной жизни.
А Томми выглядел так, как подобает начинающему профессору. Его строгая и простая одежда — рубашка цвета хаки и шорты — вполне соответствовала данной обстановке. Костюм Ральфа был безупречен — черный шерстяной джемпер без рукавов поверх белой рубашки и серые фланелевые спортивные брюки. В таком костюме он мог бы с одинаковым успехом завтракать в одной из студий Челси и в Котсуолдском трактире.
Но самой колоритной фигурой среди нас оказался Хилэри. Он явился к завтраку последним. У него был такой вид, как будто он только что нашел священный камень жизни. В руке — новый тропический шлем, который он осторожно положил на книжную полку; необычайно широкая рубаха цвета хаки туго стянута поясом, он называл ее «джемпер бродяги». Многочисленные карманы так набиты «необходимыми вещами» в том числе и пустыми гильзами, что он едва мог стоять на ногах. «В таком виде нельзя появляться на раскопках, мой мальчик, — сказал Джон мягко, но решительно. — Вы представляете себе, какое впечатление это произведет? Там в пустыне, среди шакалов, — пожалуй, если вам так хочется». Джон потребовал, что бы Хилэри выкинул все из карманов.
Вошел Хуссейн и сказал лишь одно слово: «Куфти». Я едва не выбежала из-за стола с полным ртом.
Оказалось, что куфти — это жители маленького городка Куфта [19] примерно в двух милях южнее Луксора. В древние времена это был процветающий торговый город, расположенный в западном конце караванного пути, проходившего через бесплодную пустыню к Косейру на берегу Красного моря.
В наши дни он славится квалифицированными рабочими, ведущими раскопки. Дело в том, что Петри, проводя там раскопки, сам обучил небольшую группу местных жителей этой тонкой и сложной профессии. С тех пор они передают свой опыт и навыки детям щукам.
19
Куфт — древний Коптос. Через него торговый путь, проходя Красному морю и в каменоломни Вади Хаммамата, откуда доставлялся строительный материал. (Прим. ред.)
Эти простые люди бывают иногда большими знатоками своего дела, чем иной начинающий археолог-европеец. Они могут восстановить план, казалось бы, безнадежно засыпанного и разрушенного здания. Каждый из них обычно руководит группой рабочих, которые очищают от щебня внешнюю сторону стен.
Человек двадцать куфти, преимущественно высокие мужчины в синей или черной одежде, выстроились за стеной парапета с длинными мотыгами в руках. На головах у них сверкали белизной великолепные тюрбаны. Обычно один конец задрапированного головного убора торчал вверх, подобно небольшому султану, а второй ниспадал на плечо.
Старшим у них был Умбарак, немного суетливый старик с морщинистым лицом. Он привел троих сыновей: Мохаммеда — большого и безмятежно спокойного, Махмуда — нервного, гораздо более изящного, и Кассара — красивого юношу с изумительными глазами, обрамленными длинными ресницами, и с черными как смоль волосами. В течение всего сезона куфти жили в маленьком доме — восстановленном флигеле, принадлежавшем древней усадьбе.
В это утро сюда спешили все новые и новые группы людей из расположенных неподалеку двух деревень Амарны: разнесся слух, что «мудир», то есть начальник, сегодня будет нанимать рабочих.
Для начала мы приняли на работу около семидесяти пяти человек, в первую очередь землекопов и ребят для переноски корзин со щебнем с места раскопок. Куфти помогали нам нанимать рабочих.
Каждый принятый на работу получал билетик с печатью, который приобретал в его глазах значение не меньшее, чем членский билет английского тред-юниона. Я наблюдала, как рабочие, исполненные чувства собственного достоинства, широко улыбаясь, подходили за ними, напоминая малышей при раздаче наград в подготовительной школе. Получив билетик, они тихо удалялись, изучая его со всех сторон, а затем, тщательно завернув, прятали в складках перепачканной туники.
Тем временем я стала составлять список рабочих с указанием размера оплаты. Позже я узнала, каким образом вычислялась оплата: на билетик наносили шесть граф, соответствующих шести рабочим дням в неделю, графу «штрафные» и еще одну с пометкой «бакшиш». В конце каждого рабочего дня член экспедиции прокалывал нужную графу. Размеры штрафов и бакшишей устанавливали и записывали тут же на месте. Штрафы взимали за мелкие нарушения дисциплины, бакшиш выдавался в том случае, если работы проводились особенно внимательно и осторожно или был найден какой-нибудь интересный предмет. Ведь рабочий мог поддаться искушению утаить находку и продать ее предприимчивому дельцу. Если предмет в процессе раскопок оказывался изрядно поврежденным, сумма вознаграждения снижалась. Это побуждало соблюдать предельную осторожность в тех случаях, когда мотыга наталкивалась на что-то твердое.
Каждую неделю билетики отбирали и подводился общий итог с начислением бакшишей и вычетом штрафных. Таким образом, почти всем причитались различные суммы, и мне следовало быть особенно внимательной. Например, ни в коем случае нельзя было перепутать Хуссейна Али Мохаммеда, проболевшего два рабочих дня, с Али Мохаммедом Хуссейном, который проработал всю неделю и нашел два ценных амулета, и вряд ли ему понравится, если на его билетик ошибочно попадут расчеты с Мохаммедом Али Хуссейном.
Покончив со списком землекопов, мы принялись переписывать ребят. Мальчишки в маленьких головных платках или круглых коричневых войлочных шляпах и белых рубахах до колен походили на миниатюрных мужчин. На девочках были надеты холщевые платья всех цветов с длинными рукавами, на запястье у каждой обязательно поблескивал дешевый браслет. Среди девочек было несколько по-настоящему красивых; все весело посмеивались.
После ленча мы отправились к месту раскопок, стараясь идти в тени, уползавшей с засеянного поля.
Это был первый из наших бесчисленных походов. Обычно мы отправлялись из дому все вместе, причем Джон, шагая вприпрыжку по неровной почве, начинал излагать какую-либо теорию или план, а все, окружив его, слушали. Затем темп его ходьбы постепенно нарастал, и, наконец, он вырывался вперед вместе с Томми, спокойно шагавшим с ним в ногу, в то время как все остальные или бежали рысцой, если разговор был для них особенно интересен, или плелись где-то сзади. Мы с Гильдой обычно отставали у самого старта и неторопливо шли, следя, как две рубашки — яркая и цвета хаки — постепенно уменьшались на фоне песчаных дюн. И я с грустью размышляла о том, что, если бы мне удавалось успевать за Джоном, я смогла бы значительно больше узнать о раскопках.