Зеленая жемчужина
Шрифт:
Наутро Джунт все еще не вернулся на «Превале». По непреложному закону рыбаков, теперь хозяином лодки «Лирлу» до возвращения Джунта становился Сарлес. Он сразу воспользовался своей привилегией и приготовился выйти в море. Сын Джунта, Тамас, тоже хотел взойти на борт, но Сарлес прогнал его: «Я предпочитаю рыбачить в одиночку».
Тамас горячо возразил: «Это несправедливо! Я должен защищать интересы семьи!»
Сарлес поднял указательный палец: «Не спеши! Ты забываешь, что у меня тоже есть интересы. „Лирлу“ — моя лодка, пока твой отец не вернет мне „Преваль“ в целости и сохранности. Если хочешь рыбачить, обращайся к кому-нибудь
Подняв паруса, Сарлес направил «Лирлу» к рыбным местам, радуясь надежности нового судна и легкости управления снастями. Сегодня ему повезло — рыба буквально просилась к нему в сети, корзины в трюме наполнились до краев, и Сарлес возвратился в Минольт, поздравляя себя с небывалым уловом: сегодня на ужин у него будет наваристый суп или даже жареная птица!
Прошли два месяца. Сарлес постоянно возвращался в гавань с трюмом, полным рыбы, тогда как Тамаса постигала одна неудача за другой. Однажды вечером Тамас пришел к Сарлесу, чтобы попробовать как-то поправить свое бедственное положение; никто в Минольте не считал возникшую ситуацию совершенно справедливой, хотя все соглашались с тем, что Сарлес действовал в строгом соответствии со своими правами.
Либа сидела одна у камина, с пряжей в руках. Тамас остановился посреди комнаты: «А где Сарлес?»
«В таверне, надо полагать, насасывается вином», — спокойным, резковато-холодным тоном ответила Либа. Взглянув на Тамаса через плечо, она отвернулась к прялке: «Если ты пришел о чем-нибудь просить, ты ничего не получишь. Сарлес надулся, как помещик, и смотрит на всех свысока».
«И все же нам нужно договориться! — заявил Тамас. — Он потерял трухлявый дуршлаг и приобрел „Лирлу“ — за мой счет, за счет моей матери и моих сестер. Мы всё потеряли, ни в чем не провинившись. Мы просим только о том, чтобы Сарлес поступил по справедливости и поделился».
Либа неприязненно пожала плечами: «Со мной говорить бесполезно. Я ничего с ним не могу поделать. С тех пор, как он принес домой зеленую жемчужину, он стал другим человеком». Она подняла глаза к каменной полке над камином, где на блюдечке лежала жемчужина.
Тамас подошел посмотреть на драгоценность. Он взял жемчужину, повертел ее в пальцах и присвистнул: «Дорогая штуковина! Ее можно обменять на новую лодку! Я снова мог бы рыбачить и горя не знал бы!»
Либа взглянула на него с удивлением. Тамаса все считали олицетворением порядочности — но теперь он не походил на себя. Возникало впечатление, что зеленая жемчужина портила каждого, кто к ней прикасался, внушая алчность и себялюбие. Либа вернулась к пряже: «Ничего мне не говори — я не могу помешать тому, о чем ничего не знаю. Ненавижу эту зеленую гадость — она следит за мной, как дурной глаз!»
Тамас хихикнул сумасшедшим голоском — настолько странным, что Либа невольно покосилась на него.
«Так тому и быть! — заявил Тамас. — Пора возместить нанесенный ущерб! Если Сарлес будет недоволен, пусть приходит ко мне». Сжимая жемчужину в руке, он выбежал из дома. Либа вздохнула и продолжала прясть — у нее в груди зародился комок тяжелого предчувствия.
Целый час тишину в доме нарушали только вздохи ветра в дымовой трубе и потрескивание дров в камине. Наконец послышались неуверенные шаркающие звуки: шаги Сарлеса, возвращавшегося после попойки. Широко распахнув дверь, он остановился, пошатываясь, в проеме — лицо пьяного рыбака, круглое, как
«К тебе приходил Тамас, — тихо и ровно сказала Либа. — Но тебя не было, и он взял жемчужину».
Сарлес взревел: «Почему ты его не остановила?»
«Это не мое дело. Разбирайся с Тамасом сам».
Сарлес застонал от ярости: «Ты могла бы его не пустить! Ты отдала ему жемчужину!» Сжав кулаки, он бросился на жену; та вскочила и ткнула веретеном ему в левый глаз.
Сарлес прижал ладонь к кровоточащей глазнице. Либа отшатнулась, ужаснувшись тому, что сделала.
Глядя на нее правым глазом, Сарлес стал медленно приближаться. Либа ощупью нашла за спиной древко метлы из вязаной вицы и подняла ее на изготовку. Сарлес надвигался шаг за шагом. Не отрывая от Либы один глаз, он наклонился и подобрал топор с короткой рукоятью. Либа взвизгнула, бросила метлу Сарлесу в лицо и кинулась к двери. Сарлес схватил ее за волосы, оттащил назад и дал волю топору.
Вопли привлекли внимание соседей. Сарлеса схватили и отвели на площадь. Деревенских старейшин подняли с постелей; жмурясь и протирая глаза, они вышли вершить правосудие при свете масляных фонарей.
Преступление было налицо, убийца известен, задерживать разбирательство было незачем. Приговор вынесли, Сарлеса провели в конюшню и повесили на стреле для укладки сена — односельчане с пристальным интересом наблюдали за тем, как их сосед дрыгает ногами, качаясь в желтом свете фонарей.
Оэльдес, в двадцати милях к северу от Минольта, издавна выбрали местом своего пребывания короли Южной Ульфляндии, хотя этому городу недоставало исторического значения и благополучного изящества Исса, а с такими столицами, как Аваллон и Лионесс, он не мог сравниться размерами и роскошью. Тамасу, однако, Оэльдес, с его большой рыночной площадью и хлопотливой гаванью, казался олицетворением городской жизни.
Он отвел лошадь в конюшню и позавтракал ухой в портовой таверне, непрерывно раздумывая о том, как можно было бы извлечь максимальную выгоду из продажи чудесной жемчужины.
Тамас осторожно поинтересовался у трактирщика: «Позвольте спросить — если бы кто-нибудь хотел продать ценную жемчужину, где он мог бы запросить за нее самую высокую цену?»
«Жемчуг, а? В Оэльдесе жемчуг не пользуется особенным спросом. Мы тратим последние гроши на хлеб и треску. Большинство местных жителей жемчуг в глаза не видели и думают, что он похож на перловку в ухе. Все равно, покажи, что у тебя есть».
Тамас с опаской показал зеленую жемчужину на ладони и сразу сжал ее в кулаке.
«Чудеса, да и только! — заявил владелец таверны. — Или это побрякушка из зеленого стекла?»
«Это жемчужина», — сухо ответил Тамас.
«Вероятно. Я видел розовый жемчуг из Хадрамаута и даже белый индийский жемчуг — им капитаны судов любят украшать мочки ушей. Дай-ка еще раз взглянуть на твою драгоценность… А! Как заразительно она сверкает! Смотри — там, за углом, лавка ювелира-сефарда. Может быть, он назовет тебе цену».
Явившись в лавку ювелира, Тамас положил жемчужину на прилавок: «Сколько золота и серебра вы за нее заплатите?»