Зеленое море, красная рыба, черная икра
Шрифт:
– Его не помиловали?
– Нет. Учли просьбы трудящихся. Да вот, если хочешь… – Фурман достал из сейфа несколько бумаг, одну протянул мне.
Я прочитал:
«Президиум Верховного Совета… Учитывая степень тяжести совершенного преступления и то, что личность Кулиева представляет исключительную опасность для общества, Президиум постановил ходатайство о помиловании отклонить».
– И когда? – спросил я, возвращая бумагу.
Он понял вопрос, хотя я и не договорил.
– Этого не знает никто. Обычно Президиум через Прокуратуру
– А дело Кулиева? – спросил я.
– Пока не возвратилось.
Напротив прокуратуры размещался пневматический тир, тускло выбеленный, с казенными лозунгами ДОСААФа, которые вывешивают обычно только в тирах. С угла, рядом со старой, с выбитыми стеклами, телефонной кабиной, пожилой, в пыльном халате, казах торговал дынями.
Я позвонил Гезель.
– Игорь Николаевич! Это вы? Я вас очень плохо слышу… – ласково, как ребенку, сказала Гезель. Она боялась испугать малыша, который все это время, очевидно, проводил в полудреме, набираясь тепла и нежности на всю свою грядущую жизнь, которая, судя по всему, не обещала измениться к лучшему.
Внезапно мне стало тепло и спокойно.
– Что там, Гезель? Кто-нибудь есть?
– Бала здесь.
– Я же разрешил ему отдохнуть!
– Он тут. Они с Гусейном допрашивают брата Ветлугина.
– Гезель! Скажи, чтобы его не отпускали, я тоже хочу поговорить… А что у Сувалдина?
– В заповеднике спокойно. Бала заказал для вас справку в Институте экологии моря. По поводу икры, изготовляемой браконьерами…
– Отлично. Хаджинур не появился?
– Нет. Звонили от прокурора области Довиденко. Вы скоро будете?
– Сейчас еду.
Звонки начались, едва я появился у себя.
– Прокурор области… – Гезель открыла дверь. – Возьмите трубочку…
– Поздно приходишь, дорогой! – необычайно сердечно пропел Довиденко. – Не икается? Весь день тебя вспоминаем… – Первый человек Восточнокаспийской прокуратуры готов был видеть во мне соратника, если я во всем буду следовать его желаниям. – Вот какое дело. Прохвост этот – Вахидов – одумался! А может, кто-то его надоумил… Короче: от всего отказался!
– Хорош гусь, – поддакнул я.
– Надо ехать в обком – исключать из партии, а он одно твердит: «Я наболтал лишнего водному прокурору, чтоб отпустили!..» А у него, знаешь, шестеро детей…
– Что ты предлагаешь?
Довиденко солидно прокашлялся.
– Есть выход… Ты записал его показания на пленку… Дай мне свозить эту запись в обком!
Я ни в чем не подозревал своих коллег. Но, если я, новый человек, всего за несколько недель вышел на сбытчика осетровых, легко вообразить, как быстро – если б хотели! – задержали его здешние шерлоки Холмсы. Верхушка, организовавшая массовый браконьерский промысел, плотно прикрывала его сверху.
«Теперь кто-то из них хочет заполучить магнитофонную запись, чтобы ее уничтожить! Нет-нет!..»
– Мы бы его быстро приперли, прохвоста. Представляешь? – лебезил передо мной прокурор области.
– Представляю. Беда в том только, что ничего не записалось… Магнитофон импортный – в левом углу панель с кнопкой. Надо их вместе нажимать. А я – только на панель.
– И ничего-ничего не записалось? – недоверчиво спросил Довиденко. – Хоть что-нибудь-то получилось? Мы тут в лаборатории доведем до ума!
– Он вообще не работал на запись! Только Вахидову говорить об этом не надо, – предупредил я. – Пусть думает, что пленка эта существует!
– Конечно. Я ему ничего не скажу… – Довиденко сделал вид, что верит мне, но простился довольно холодно. – Ладно. Поговорим еще…
Он не допускал мысли, что пленку с показаниями наиболее опасного свидетеля заполучить не удастся.
– Это вы обнаружили в море труп своего брата?.. – спросил я. – Как это произошло?
Бесцветный высокий блондин прокашлялся, подробно рассказал о своих сборах на поиск, все последующее уместилось в одном предложении:
– …На малой скорости стал объезжать залив, смотрю – плавает что-то: Сашка!..
Он замолчал и в последующем только отвечал на мои вопросы.
– Далеко от берега?
– Плыл-то? Метрах в двадцати пяти.
– Это уже на третий день?
– Ну да. Случай был двадцать пятого…
– До этого вы часто виделись?
– Раза два в неделю.
– Он к вам приходил? Или вы к нему?
– Чаще я.
– Почему?
Он задумался.
Я перелистал дело. Вернулся к протоколу обыска. Жене Вет-лугина предложили добровольно указать местонахождение охотничьих боеприпасов мужа, но она ответила, что в квартире их нет.
«Между тем их нашли в платяном шкафу…»
– У вас много братьев?
– Мы двое.
– Брату приходилось жить у вас?
– Нет.
– А вам у него?
– Пришлось. Однажды все лето прожили.
– Давно?
– Перед тем, как этому случиться… Он жил у жены, а я со своей переехал к нему. Квартиру сдавали – деньги были нужны.
– Помните, что у них находилось в платяном шкафу? – неожиданно спросил я.
Он вспоминал: костюмы, платья, обувь…
– Часы, фигурные ножницы, фотоальбом…
Забыл только об охотничьих боеприпасах – гильзах, пыжах. Я зашел с другой стороны:
– Помните, что он купил в то лето?
– Вы имеете в виду сервант?
Я ничего не мог иметь в виду, поскольку не располагал информацией. Эх, как бы я провел это дело, будь оно в моем производстве с самого начала!
– Мотоцикл!
– А ружье?
– Ружья не помню.
– Сможете узнать, если я'покажу его?
– Нет, – он покачал головой.
– Брат говорил с вами об охоте?
Ветлугин замялся.