Зеленое море, красная рыба, черная икра
Шрифт:
Плач душил его. Надо было иметь каменное сердце, чтобы все это слушать. Жена Умара сидела с вытаращенными глазами, чтобы не разреветься.
– …Я попросил судью, чтоб дали свидание. Нам разрешили. Умар стал успокаивать: «Так надо! Садык все устроит! Он ехал со мной в автозаке. Все нормально!»
– А потом?
– Все от него отказались. Садык – первый. Ждут, чтобы его поскорее расстреляли – пока не начал рассказывать…
Кулиева снова всхлипнула – звучно-глубоко, маскируясь нелепой гримасой, уродовавшей ее грубоватое, простое
– …Люди передали нам письмо.
– Из тюрьмы?
– Да. Через рыбинспектора, Сережу Пухова. У него друг… Мы заплатили… – Кулиев говорил несвязно. – Сергей искал доказательства против Цаххана Алиева. Из-за этой истории Цаххан стал чуть ли не национальным героем… А мой мальчик каждую секунду смотрит на дверь… Боится, что сейчас войдут… Только теперь, когда вы вмешались и послали телеграммы, я впервые ночью заснул… – Неудачник-старик откровенно рыдал. – Это счастье… Вот записка. Мы получили ее перед отъездом в Москву…
Умар Кулиев писал: «…Почему я должен быть этой третьей жертвой? Как он будет смотреть Вам в глаза, посчитав свою жизнь дороже моей? Смотрите, какой он человек и что мне пожелал. Если не мог уладить это дело, то почему он причинил мне такую боль? Сам сделал, сам бы и расхлебывал. Какой жестокий человек. Отец, если бы вы могли распутать это дело, я бы все доказал. Отец, сейчас моя судьба в ваших руках, смотрите, как я сглупил, поверя этому человеку, пожалел его. Надо было сначала все рассказать» [1] .
1
Текст записки подлинный, заимствован из уголовного дела. (Примеч. автора.)
Они ушли.
– Хотите чаю? – спросила Гезель, открывая дверь.
– Хочу.
– С конфетой? – Гезель почувствовала, что мне грустно.
– С конфетой. – Я сто лет не пил чай вприкуску.
Она подала карамель. Шоколадных конфет в магазинах уже давно не было.
– Спасибо, Гезель.
Мне и в самом деле было грустно.
«Продажное правосудие, продажное следствие…»
Раздался звонок – звонила Анна, я по голосу понял, что у нее неприятности.
– Что-нибудь случилось? С Мишей Русаковым? Говори быстрее!
– Нет, нет! Я видела его…
– С тобой?
– С моим дядей… Он самый близкий мой родственник…
– Он заболел?
– Его арестовали! Потом скажу. Я сейчас еду туда.
– Когда мы увидимся?
– Я приду к тебе. Поздно…
– Буду ждать.
Я положил трубку.
«Махнуть на все! Уехать. Жениться на Анне. Подать заявление в мореходку, где учат морскому ремеслу и немногословному счастью сорокалетних балбесов, попробовавших себя на прокурорской стезе».
По закону парных случаев немедленно раздался
– Игорь, ты? – Звонила Лена. – Игорь. – Голос жены раздавался, словно в огромной трубе, и как бы отдавался от стен. – Я к тебе приеду. Я решила. У меня есть три дня. Я заказала каюту…
– Не приезжай! – крикнул я. – Потом! Сейчас не надо!
– Почему? Мне звонил Бала! Я хочу быть рядом с тобой. —
Каждое слово ее я услышал дважды, повторенное гулким эхом трубы. – И потом, я никогда не была в Восточнокаспийске…
– Ни в коем случае! Тем более на этой неделе… У меня не будет ни минуты свободного времени. – С большим трудом мне удалось убедить ее. – Обещаю: через три-четыре дня я приеду сам…
– Это правда? – Она немного успокоилась.
– Правда.
Но я не приехал ни через три дня, ни через четыре. Ни через пять…
Уходя, я снова увидел такси, стоящее на том же месте. На значительном отдалении виднелась и вторая машина.
В человеке, сидевшем рядом с таксистом, я узнал знакомого следователя бассейновой прокуратуры. Он показал мне на заднее сиденье. Водитель включил зажигание.
– С приездом… – Я сел, и мы быстро отъехали.
– Спасибо. Тихонов просил, чтобы я тебя привез. Завтра мы начинаем…
Бригаду возглавил начальник следственного отдела бассейновой прокуратуры. Я его тоже знал.
– Где ваша резиденция? – спросил я.
– За городом. В Доме рыбака…
– Мой помощник с вами?
– Бала? Он дома. Тихонов приказал ему не показываться. Можно все испортить…
Мы выбрались на окраину и ехали теперь мимо маленьких магазинчиков с убогим выбором товаров и по-провинциальному громкой рекламой. Так, крохотный киоск носил название «Обувь к любому сезону», а вывеска над квадратным оконцем в саманном заборе гласила: «Войсковой магазин».
– А какая роль отводится мне? – спросил я. – Тихонов говорил?
Он удивился:
– Ты разве не в курсе?
– Ничего не знаю…
Мы ехали вслед заходящему солнцу, которое медленно скрывалось за горы военного Топографа и Первооткрывателя края.
– Прокуратура Союза предлагает тебе самостоятельный большой участок. Так что заранее поздравляю…
9
Ночью я услышал шум подъехавшей машины, выскочил на крыльцо. Это была Анна.
– Такси то и дело ломалось. – Она совсем замерзла.
Я поставил чай.
– Как твой дядя?
– Он в камере. Мне дали свидание.
– Что с ним?
Она только печально положила руку мне на плечо. Тепло и нежность вместе с ощущением покоя вернулись ко мне.
– Он работает заведующим небольшого магазинчика в совхозе. Сам знаешь: все бывает. И в долг дают. И недостача, и пересортица. Эминов приказал произвести внезапную ревизию. Короче, возбудили дело. Уже исключили из партии. Я в полной растерянности…
– Ничего! Скоро они сами загремят!