Зеленые листы из красной книги
Шрифт:
Путь до кишинского поселка Зарецкий проделал в одиночестве, Кожевникова не нашел.
Поселок ученых, заваленный сугробами, выглядел покинутым. Лишь из одной трубы ветер рвал и уносил клочья дыма. Здесь он нашел ребятишек. За ними присматривали Веля Альпер и Евгения Жаркова. Как обрадовались они гостю! Не знали, куда посадить, чем потчевать. У них еще была картошка, мука и сухие фрукты.
— Все остальные около зубров, — сказала Веля, опережая вопрос Зарецкого. — В караулке на Сулиминой. Или дежурят в землянках около стада, там новый загончик.
— От Москвы немцев отогнали. — Зарецкий в первую очередь объявил эту радостную весть, она согревала и его.
— Они были у Москвы?! — Жаркова ужаснулась. — Как же так?…
— Они сейчас недалеко от Ростова-на-Дону. Очень серьезное положение. И все-таки… Кто еще с вами?
— Две недели, как здесь Кожевников. Еще егеря Павел Кондратов, Ксенофонт Тушников. Вырвались из Гу-зерипля, чтобы помогать зубрам. Директор держал их при своей особе.
Зарецкий огляделся. На столе лежали бумаги. Альпер работала над монографией: «Кормовые ресурсы высокогорья», Жаркова готовила гербарий, приводила в порядок рукописи мужа. Все шло своим чередом.
Переночевав на Кише, Андрей Михайлович утром поехал выше. На лугах стелилась поземка.
Из железной трубы домика наблюдателей на Сулими-ной поляне вился дымок. Перед дверью, неумело размахивая топором, колола дрова жена еще одного солдата, зоолога Теплова. Бросила топор, обняла, расплакалась. И сразу — за расспросы. Где, да кто, да как.
Они вошли в караулку. Там спали два зубровода. С дежурства. Поднялись, закурили.
— Лида у загона, — сказала Теплова. — Строит с мужчинами хату. Очень тяжело бегать сюда по пять километров. Она здорова, за все берется сама, молодчина. Вы надолго?
Зарецкий чуть погрелся и начал одеваться. Коня он оставил. Пошли пешком, трое мужчин. В сгустившейся темноте тропа чуть проглядывалась. Рощи, грушовники, луга, черные ручьи. По левой стороне на хребте качались, скрипели сосны, скалы нависали над тропой. Декорация к лермонтовскому «Демону». В нынешнем положении, чем глуше место, тем лучше для зубров. Не отыщут, если кто поискать захочет.
— Что в Гузерипле? — спросил он у Кондрашова.
— Кого там только нету! Набилось людей… Директор спит и видит, как бы за перевалом укрыться. Боится он — страсть! В лесах есть и которые укрылись. Из Псебая человек пять в бега ударились, дезертиры. Мы обходим леса, следы ищем. Лихие люди и зубра не пожалеют.
Зубров он увидел прежде, чем караульщиков. Стадо сбилось внизу на укрытой от ветра поляне. Их черные тела выделялись на белом фоне. Услышав скрип шагов, звери резво вскочили. Зарецкий привычно подсчитал: восемь с малышами. Восемь… И ни одного быка.
Зубры потоптались и опять легли.
Впереди открылся костер. У огня сидели люди. Заметив тени, поднялись, винтовки на руки. Раздался крик:
— Кто такие?
Клацнул затвор.
— Свои, Васильич, — отозвался Кондратов, узнав по голосу Кожевникова.
Обнимая седого егеря, Зарецкий сказал:
— Вы как в разведке, со строгостями. Ну, здравствуйте, люди добрые!
Кожевников запихнул бороду глубже в полушубок. Глаза его блестели. Обрадовался, что снова встретились.
Из-за кустов лещины вышли — полушубки на плечах — Лидия Васильевна и жена Задорова. Лида прижалась к Андрею Михайловичу, укрыла лицо.
— Ну-ну, дочка, будь крепкой. Все хорошо. Ты молодцом. Одобряю твои действия.
— Что о Мише слышно? — Она заглядывала ему в глаза.
— Никаких пока вестей. Их под Ростов отправили. А вообще на юге плохо. Зато от Москвы фашистов отогнали. Километров на двести.
Женщины переглядывались. Если плохо на фронте, то их мужьям тоже… Чай пили невесело. Положение хуже, чем они думали. Беседа расклеилась. Лидия Васильевна вдруг сказала:
— Мужчины, спать! Мы посидим, покараулим. Утром вам работать. Марш в землянки!
Землянки построили с умом, удобно. Стены забрали жердями, потолок из бревен, лавки, столик. И конечно, печурки из камней и глины, только трубы железные.
Так началась и до самой весны продолжалась служба наблюдения за восьмеркой зубров. Звери бродили вольно, далеко не уходили и к ночи непременно заявлялись в загончик, где им разбрасывали резаный топинамбур и мороженый картофель. Ночевали кучно, в глубоком снегу. Вопреки опасениям, маленькие переносили эту метельную зиму неплохо.
Раз в неделю зуброводы ходили в поселок, отогревались в бане, ласкали детишек. Киша стояла незаметной, дорог из мира сюда не топтали. Зарецкий не раз ловил себя на мысли — а не сделать ли тут военную базу, но отгонял эту мысль: рискованно для зубров. Он трижды за это время отлучался, побывал с командиром одного из отрядов в двух горных станицах, на склонах горы Тхач и выбрал удобные места для обороны — прикрытие заповедника с севера.
В конце февраля Андрей Михайлович поехал к связным — узнать новости, а уже оттуда в Майкоп. Лида напросилась с ним. Возле зубров оставались Кожевников и еще два егеря. Ей так хотелось получить весточку от Михаила, письма от других солдат, чьи жены находились вместе с ней в зубропарке.
Письма были. Их тотчас подала обрадованная, истомившаяся в одиночестве Данута Францевна, едва прибывшие переступили порог.
— Жив, жив наш дорогой, все живы, у них там затишье, хотя в перестрелках уже бывали. Вы читайте, читайте!..
Это были скупые, сдержанные солдатские весточки. Да, воюем, не отступаем, Ростов за нами, настроение, сами понимаете… И далее следовали вопросы, вопросы о здоровье близких, обращение к Лиде с любовью, с озабоченностью; конечно, о зубрах, о кордоне, приписка о Жаркове и Теплове, хотя тут же были их письма женам. Задоров? С первого дня отпросился в разведку, уже представлен к награде. Отменный воин.
Андрей Михайлович добрался до газет, послушал по радио сводку Совинформбюро и схватился за голову. Фронт нависал над всем югом.