Зеленые созвездия
Шрифт:
В палатке Повелителей суета. Кроме трёх главных, там находится Виталик. Они изучают карту города.
— Может, завтра начало бури, — говорит Виталик. — Завтра он придёт, а послезавтра обретёт силу.
— Мальчик мой, я снова повторю, послезавтра ворота уже разойдутся, а буря только начнётся, — отвечает Повелитель Леса, размешивая в кружке какой-то дымящийся напиток.
Я вспоминаю, что не ел с самого утра. Надо бы перекусить, не хотелось питаться силами Природы, которой и так сейчас нелегко.
Меня замечает Повелительница
— Спасибо. Ты молодец. Спас нашу девочку.
Нашу девочку? Ах, да. Лира же ребёнок воздуха.
— Пожалуйста, — киваю я. — Как она? Как Женя?
— Оба в порядке. — Повелительница Воздуха нежно кладёт свободную руку мне на плечо. — Женя ещё без сознания, но жить будет. Лира сейчас отдыхает. Она хочет тебя видеть.
— Зачем? — хмурюсь я, хотя вся моя сущность рвётся к ней.
— Наверное, хочет поблагодарить своего спасителя, — улыбается женщина, а потом добавляет: — Третья палатка справа. Беги скорей.
Я думаю ещё несколько секунд, потом выскальзываю из палатки. Огибая бегающих туда-сюда ребят, целенаправленно вхожу в третью. Это близнец той палатки, что выдали мне: кровать и небольшое пространство перед ней, да ещё деревянный шкафчик зачем-то. Больше ничего нет, даже стульчика. Я не знаю, как сюда притащили кровать, но именно она передо мной, вместо раскладушки, и на ней, накрытая по пояс, лежит Лира. Поверх белого платьица, на ней распахнутый вязаный жакет. На огромной подушке покоится голова, чуть наклоненная вбок. Задумчивые глаза смотрят на меня, и девочка улыбается.
Она прекрасна. Вроде бы обычная девчонка, как и все остальные, но именно её лицо, спящее, преследовавшее меня ещё со времени кораблекрушения, заставляет моё сердце биться чаще.
— Никита, — произносит она, будто пробует имя на вкус.
— Привет, — хмуро произношу.
— Спасибо, что вытащил меня.
— Да, пожалуйста, — пожимаю плечами. — А теперь… мне можно идти?
Лира немного отодвигается, освобождая угол кровати, и приглашает:
— Садись.
Нет, у меня нет времени, что она ещё задумала? Я подхожу и сажусь.
— Ты же водный? — она так пристально вглядывается в мои глаза, что становится неловко, но я не отвожу взгляд. Мне нравится. Я хочу, чтобы она и дальше смотрела в меня, как в книгу.
Её сущность, словно сущность Катьки, тянется к моей, обвивает её щупальцами.
(…женское начало — это целостность…)
— Я универсал воды, — немного с гордостью говорю.
— А я — универсал воздуха, — улыбается Лира. — Сколько лет меня не было? — тихо спрашивает она.
Я теряюсь. Ей должны были рассказать всё, или же нет? Поэтому спрашиваю:
— Тебе ничего не объяснили?
— Тёмный опять идёт, — говорит Лира. — Завтра или послезавтра он придёт, и я единственная,
Мне страшно открывать девочке истину, но я тихо выдавливаю:
— Две тысячи тринадцатый.
Лира замирает, а потом смотрит в потолок и совсем как ребёнок, увидевший гигантское мороженое, произносит:
— Огооо. Меня не было сорок девять лет.
Мне опять неловко. Наверное, надо что-то сказать, но ни одно слово не приходит на ум. Я боюсь, вдруг Лира начнёт плакать. Вглядываюсь в тёплый мрак палатки, стараясь разглядеть её лицо. Вроде не плачет. Я даже не пойму, грустно ей или нет, аура у неё какая-то бесцветная. Поэтому я снова спрашиваю:
— Ты расстроена?
— Я… — Лира смотрит на меня. — Не знаю. Я пока ничего не знаю. Всё в голове перемешалось. — Как я её понимаю. И вдруг она говорит что-то такое, от чего мне становится очень тепло: — Ты только не уходи. Одной страшнее всё это осознавать.
Всё как у меня недавно.
— Не ухожу. Я здесь, — говорю, и теперь меня выгонят из палатки только либо метлой, либо если Лира сама попросит.
Она протягивает ко мне ладошку.
— Дай мне руку, — просит.
Я смело пододвигаюсь и сжимаю её пальцы. Ладонь у неё горячая и влажная.
— Так лучше, — улыбается Лира. — Расскажи о себе.
— Я… в общем… — Что мне рассказать о себе? Она ждёт хорошей истории, а у меня ничего хорошего не было в последнее время. Не рассказывать же девочке в таком состоянии о смерти матери или — упаси Боже — как я срубил Каштан. — Я был недавно в кораблекрушении! — восклицаю я. — Представляешь, три дня один в море плыл. Ни еды, ни воды.
— Тебя должно было Море питать, — отвечает Лира. — Ты же водный.
— Тогда я был не водный, — улыбаюсь я. — Тогда я был просто… просто Никита.
И вдруг у Лиры улыбаются не только губы, но и глаза.
— А как же ты выжил?
— Так я тогда и стал зелёным, — отвечаю. — От стресса, наверное.
Лира вздыхает:
— А мои родители, наверное, уже умерли.
— Наверное, — киваю я, и замечаю, что поглаживаю её пальцы. Думаю и добавляю: — Моиумерли.
— Я догадывалась, — кивает девочка.
— Как? Откуда?
— У тебя сущность такая. Потерянная и одинокая.
Я смотрю на неё, и уже хочется плакать мне. Мы с Лирой теперь двое сирот здесь в лагере.
— А ты мне снилась, — говорю я. — Как раз тогда. В день перед кораблекрушением. В Украине. Во сне ты спала в тёмном круге.
— Это доказывает, что в Природе всё взаимосвязано.
— Ты о чём? — не понимаю я.
— Я думаю, что давно уже было предопределено, что именно ты вытащишь меня.
— А ты… — запинаюсь, потому что следующий вопрос кажется мне очень-очень глупым, но я его уже начал. — Ты видела меня во сне?
— Не знаю, — печально пожала плечами Лира. — Мне показалось, что я только вчера уснула, а потом ты уже тащишь меня на поверхность…