Зеленый берег
Шрифт:
Заведующий районо обещал вплотную заняться устройством Акназара. Гаухар тем более обязана выполнить свой долг учительницы. Теперь уж нельзя упускать мальчика из виду. Она решила еще раз пригласить Акназара к себе. Но пойдет ли, не заупрямится ли? К счастью, мальчик согласился с первых же слов.
Гаухар занесла журнал в учительскую. Здесь Бибинур-апа сообщила ей радостную новость: завтра можно направить Акназара в интернат, место нашлось, питаться он будет вместе с другими ребятами.
— Это замечательно! —
Она быстро оделась и спустилась вниз. Акназар уже ожидал ее у выхода.
— Я сейчас, — сказала Гаухар мальчику, — вот только отдам сторожу ключ от классной комнаты.
Все это Гаухар сделала умышленно. Если мальчик захочет опять убежать от нее, у него будет полная возможность сделать это сейчас же.
Но Акназар остался на месте, подождал возвращения учительницы, — значит, он по доброй воле согласился пойти с ней.
Весна вступала в свои права. На улице звенела капель; воробьи уже купались в лужах на дороге; где-то на карнизах ворковали голуби. Небо солнечное, голубое, веет мягкий ветерок. На обочинах дороги козы щиплют молодую травку.
Гаухар открыла уже знакомую Акназару калитку во двор. Они почистили обувь на крыльце, потом вошли в дом. Забира возилась у печи.
— Ах, тетушка Забира, не напоишь ли нас чаем? У меня гость.
— Ба, это Акназар! Как не угостить чаем такого молодца!
Забира быстренько накрыла стол, — кажется, она забыла давнюю озорную проделку Акназара над ее гусями.
— Ешь, Акназар, не стесняйся. Вот тетушка Забира только что поджарила вкусные беляши. Давай чашку, я налью тебе чаю.
Акназар протянул чашку с блюдцем. Щеки у него порозовели. Сам он говорил мало, но непринужденно и спокойно отвечал на вопросы. А чего смущаться — ведь на сей раз ему не выговаривают за дерзкие выходки, не расспрашивают ни о матери, ни об отчиме.
Наконец чай выпит, беляши съедены и посуда убрана со стола. Гаухар разложила на столе и на стульях свои заранее приготовленные рисунки.
Акназар не спеша переходил с места на место, то рассматривал рисунки вблизи, то отступал подальше. Учительница осторожно наблюдала за ним, думала: что ни говори, у мальчика природная способность к восприятию художественного. Он любит и умеет смотреть, значит, научится и рисовать. Вот ведь как сноровисто применяется к свету — выберет такое место, что на рисунок не падает тень. Ни в лице, ни в движениях его нет ни спешки, ни суетливости; иногда на губах у него появляется осмысленная, довольная улыбка, а временами он задумывается. И этого мальчика многие, даже мать, считают неисправимым хулиганом. Правда, ему еще не вполне понятно, почему нравится тот или иной рисунок. Но ведь до чего серьезно смотрит!
Вот он второй раз взял в руки портрет мальчика. Под портретом краткая надпись: «Юлдаш».
У Гаухар дрогнуло сердце. Пусть все ее этюды, с точки зрения профессионального художника, ничего не стоят, но в портрет любимца, ученика своего, погибшего так трагически, она вложила все, что умела и могла. Почему же именно к «Юлдашу» вернулся Акназар? Неужели не случайно?
Акназар продолжал напряженно рассматривать черты лица незнакомого ему мальчика. Другие рисунки словно перестали существовать для него. Лицо его, сосредоточенное, вдруг просветлело, он как бы нашел, что искал. С легким вздохом Акназар положил портрет Юлдаша на прежнее место.
Тетушка Забира тоже заинтересовалась рисунками. Долго всматривалась в «Юлдаша», вдруг спросила:
— Акназар, сынок, не ты ли здесь нарисован? Акназар сдержанно улыбнулся, оставил вопрос без ответа.
Теперь портрет взяла в руки Гаухар, сказала совсем спокойно:
— Акназар, я вижу, тебе понравился этот рисунок. Прими его в подарок от меняй — В подарок?! — удивленно, почти с испугом переспросил мальчик. — Нет, нет! Еще скажут, что стащил где-то. — Он помолчал, что-то соображая, — Знаете, занесите портрет в школу и повесьте в нашем классе, пусть все смотрят.
— В школу?.. — Гаухар растерялась в первую минуту. — Но это же незаконченный рисунок, Акназар.
— Не беда, Гаухар-апа. В прошлом году в Зеленом Береге была выставка одного казанского художника. Там я тоже видел неоконченные картины. Так и в надписях было сказано: «Незаконченная работа». Многие смотрели, да еще и хвалили.
Поколебавшись, Гаухар ответила: — Хорошо, я, пожалуй, соглашусь, но при одном условии: в специальной комнате будут выставлены не только мои рисунки, соберем и у ребят — ведь в нашей школе многие рисуют. Так и назовем: «Выставка рисунков учеников нашей школы». Должно получиться очень интересно. Не правда ли? Я завтра же поговорю с Бибинур-апа. Учителя рисования попросим руководить устройством выставки. А мы с тобой будем помогать ему. Согласен?
— Конечно, согласен! — без колебаний сказал Акназар.
Когда Гаухар приглашала к себе мальчика, она и не думала о выставке. По справедливости говоря, Акназар натолкнул ее на эту мысль. За какие-то минуты оба они увлеклись своим начинанием и уже начали обсуждать подробности. Сам Акназар отказался показать что-либо свое: «Никто не будет смотреть на мою мазню», — решительно заявил он. Гаухар не стала: настаивать, ей важно было заинтересовать мальчика живым делом.
Когда Акназар собрался уходить, Гаухар как бы между прочим спросила:
— Послушай, Акназар, ты согласился бы временно пожить в интернате? Там неплохо. Твоя мать не будет против? Если же тебе самому не понравится, уйдешь. Неволить тебя не будут.
Акназар ответил только на второй вопрос:
— Мать обрадуется моему уходу из дома.
— А ты сам как думаешь об интернате? — настойчиво спросила Гаухар.
Мальчик помолчал. Он колебался, выражение лице его часто менялось. Наконец решительно тряхнул головой:
— Я думаю, хуже не будет. Пусть только возьмут.