Зеленый дельфин
Шрифт:
— Уф, сердце чуть не выскочило!
Запыхавшись, Тэйка присела на ступеньки парадного. Альт оглянулся – они были на улице Жареных Уток, их никто не преследовал.
— Очень испугалась?
— Очень, — призналась она. — Мой Бамби вечно набедокурит, а потом куда-нибудь смоется. — Ну вот, а теперь давай договоримся: ты все тот же и не сомневаешься в этом. Хорошо? — Она кивнула на дверь парадного. — Когда-нибудь был там?
Только тут Альт заметил на дверях табличку «Музей Красоты».
— Нет. Но заглядывал однажды в окно. А
— Пошли.
Они поднялись по ступенькам и вошли в вестибюль.
То, что увидел Альт, было неожиданно и странно, хотя, как и любого сондарийца, его трудно было чем-то удивить. Он, например, часто ходил с Чарли в «Зеркальный зал». В обыкновенном зеркале там можно было увидеть себя в образе какого-нибудь любимого героя из триллера или боевика. Еще мальчики любили объемный иллюзион «Над бездной», где, словно наяву, переживаешь бешеную погоню на элмобиле, где в тебя почти по-настоящему стреляют, и по-настоящему кружится голова, когда летишь в обманную пропасть. А в небольшой кабине аттракциона «Скорость», не сходя с места, катались в сверхзвуковом поезде, гоночном автомобиле или на допотопном велосипеде.
Здесь же Альт увидел другое.
Из угла сурово смотрел бронзовый рыцарь с мечом в руке.
— Он настоящий, этот человек? — шепотом спросил мальчик.
— И да, и нет, — загадочно ответила Тэйка. — Одной ногой он во вчера, а другой в сегодня.
Альт с недоумением вглядывался в обступившие его со всех сторон фигуры. Гипс и камень, бронза и медь, одухотворенные рукой мастера, говорили на странно знакомом, но как будто забытом языке.
— Смотри, она поет! — воскликнул он.
Полуоткрытый в легкой улыбке рот, сияющие глаза, руки, протянутые к солнцу… Запрокинув голову с тяжелой россыпью волос, у окна стояла девушка из розового мрамора.
Альт подошел и осторожно прикоснулся к ней.
— Она из камня?
— Нет, из будущего, — по-взрослому сказала Тэйка и улыбнулась.
Они прошли в зал, где под стеклянными колпаками лежали удивительные предметы: статуэтки, вазы, шкатулки, игрушки.
Балерины из слоновой кости готовились взлететь в легком танце. Величественно вздыбился деревянный конь цвета огня. Вскинул лук мраморный юноша. Кружились в хороводе деревянные матрешки. Играл на скрипке человечек из радужного стекла. В каждом творении неслышно звучали дыхание чувств, тепло сердец, изумление разума.
— Здесь нет ни одной вещи, отштампованной машиной, — объяснила Тэйка. — Все это сделано руками человека.
— Неужели? — он и представить себе не мог, что вещи способны появляться как-то по-иному – не только из стальных пастей машин. — Она! — вдруг радостно воскликнул мальчик.
Тэйка улыбнулась. Под стеклом, целая и невредимая, будто никто и не разбивал ее, стояла тетушкина ваза. Поющая ваза с зеленым дельфином. Правда, уже без кактуса.
— Ее спас мой отец, — сказала девочка. — Подобрал и склеил. Идем, там еще интересней.
Он прощально взглянул на тетушкину реликвию и пошел за Тэйкой. Вдруг родилась уверенность, что когда-нибудь вот так же неожиданно, как эту вазу, он встретит и Пипла. И что Чарли станет прежним. Стало легко
Они переступили порог второго зала и зажмурились – комната купалась в солнечном свете. Его было очень много, больше, чем на улице. Это было тем удивительней, что единственное окно закрывала черная штора. Откуда же столько света? Альт присмотрелся. Сияние исходило от картин. Каждый мазок высвечен будто изнутри и сам излучает свет. Казалось, что люди, травы, звери, деревья, — все пронизано живым трепетным солнцем.
Но особое сияние исходило от картин, где главным был человек. Он страдал, любил, боролся и мечтал, рвался из безрадостной тьмы веков к солнечному свету. Его убивали, распинали на крестах, сжигали на кострах, но он упрямо шел к какой-то далёкой и прекрасной цели.
Время, необъятное и бесповоротное, словно остановилось в этих стенах. Вечное мужество. Вечная песня. Вечные надежды.
— Ты знаешь, кто эти люди? — спросил Альт. — Те, что смотрят на нас с картин?
— Мой отец говорит – это тени давно умерших. А Художник всегда спорит с ним. Нет, говорит он, это те, кто карабкается из темного колодца вверх, к солнцу, к свету.
— Где же этот колодец? Не вижу.
— Если по— честному, я тоже ни разу не видела его, ни на одной картине. Но Художник уверяет, будто он есть.
Тэйка нажала на стене клавишу, и сверху опустился прозрачный округлый звон, словно чьи-то легкие пальцы пробежали по солнечным лучам, как по струнам. Она положила руку на плечо мальчика.
— Знаешь, для чего все это? — сказала она задумчиво.
Чтоб свежий взгляд на мир вернуть и объяснить явлений суть, и тайный смысл вещей познать, слепым дорогу указать.Альт замер. Как это он раньше не замечал, что слова имеют цвет, запах, форму? Они то рассыпаются яркими горошинами, то сливаются в единый блестящий шар, то вспыхивают бунтующим огнем. А перекликаясь созвучиями в конце строк, сшибаются и высекают пронзительную искру неведомого ранее чувства.
— Что это?… — он вопросительно взглянул на девочку.
Тэйка улыбнулась и промолчала. Там, под полом, расположены магнитные слои – усилители звуков. Вовсе не громкости, нет! Усилители превращают звуки в биотоки, которые растекаются по телу, вызывая новые ощущения. Однако лучше не раскрывать секретов. Пусть сегодня для Альта все будет таким же волшебным, как это было для нее, когда она впервые переступила порог этого Музея.
— Гляди, Лючия! — узнал Альт девушку с белокурыми волосами. — Нет, Рикки. Рикки-Лючия. Где она теперь?
— Не знаю. И никто не знает, — погрустнела Тэйка.
— А почему здесь так пустынно?
— Сондарийцы предпочитают проводить свободное время, подключившись к сонографам, чем ходить в подобные места. Но бывают дни… — глаза ее блеснули, — бывают дни, когда в этих залах вовсе не пусто. Здесь звучат стихи, вспыхивают новые краски, льется музыка… Хочешь, покажу тебе лес?