Зеленый храм
Шрифт:
Сами мы, поскольку равнина стала слякотной, а лес — как губка, вынуждены сократить наши длительные прогулки и превратить их в походы гуськом на уровне обочин с левой стороны заасфальтированных дорог, делая вид, что нам нипочем под нашими непромокаемыми капюшонами душ, падающий сверху, и тот, что наддает снизу, когда грузовики едут по лужам. В каком-то смысле эта неприветливая погода не вдохновляет «возвращения к природе», как пишут газеты. Моя дочь более спокойна, хотя Лансело, после недавнего осмотра, насмешничал: «Прекрасно, все в порядке, я прекращаю визиты, эта нога не требует больше, чтобы я ею занимался… Вы здоровы, Годьон!» Впрочем, он вернулся на следующий день в сопровождении кюре и мосье Пе, но им так и не удалось завязать беседу с нашим гостем, который по настоянию Клер собирался сыграть на флейте «Соло сцены на Елисейских полях» Глюка, но удалился, когда мы начали изучать карту.
На колокольне пробило три часа. В гостиной над нами наш гость упражняется,
— Это что-то очень дорого!
Вторая утвердила меня в моем уважении к нему:
— А на чай в этой гостинице дают?
Гениальная голова. Но у Лео не было времени производить подсчеты. Далекое рычание, сопровождаемое треском, криками, бросило нас всех к окну. Окно было открыто, и шум стал похож на шум водопада. Внизу сада Большая Верзу, вздыбившись, стремительно понесла грязные хлопья пены, ветки, пластмассовые бутылки и продолжает захватывать луга. Потом внезапно появляется какой-то кипящий комок и закрывает то, что оставалось видимым от дороги. Потом появляется второй, потом третий, они сталкиваются и рассыпаются у подножия тополей, образуя завихрения, расплываясь, уходят далеко и умирают в разбушевавшемся разливе. Уровень воды поднимается. Течение ускоряется, угоняя бидоны с маслом для электропилы, на воде появляются радужные пятна, пробегает стружка, кругляки разной величины, иногда с метр в диаметре, приплывшие, очевидно, с лесопилки, откуда не было вывезено несколько кубометров дров. Появляются целые деревья, не очищенные от коры, они, верно, избежали общей участи и не попали под пилу. А дождь все идет: небо расчерчено им, влажный покров весь в нитях дождя, насколько хватает глаз.
— Заграждение в верховьях, должно быть, не выдержало, — сказала Клер.
Оттуда, где играла, а потом замолчала флейта, доносится голос, наш гость тоже подвигает оконный шпингалет, чтобы вдохнуть вместе с нами запах намокшей земли и взглянуть на пространства, залитые водой.
— Теперь почти желательно, чтобы заграждение в низовьях тоже уступило. Иначе деревня внизу будет затоплена. Пойду привяжу лодку в другом месте, а то мы можем и не увидеть ее больше.
Он прав. Если мы и не боимся ничего, даже что затопит погреба, то определенное число прибрежных домов построены очень низко, гораздо ниже, чем наш. А на северном берегу находятся предприятия Равьона, контора Бенза, что касается южного берега, то там — вилла Мерендо, ферма Ла Шуэ. Особой опасности подвергается на острове тетушка Сьон в своем домишке, который мы можем видеть отсюда. Он уже со всех сторон" окружен водой, и в ту минуту, когда он попадает в поле моего зрения, легкий деревянный мостик, служивший к нему подходом, отделяется от свай и одним мигом оказывается на плаву.
— Тетушка Мелани! — кричат Клер и Лео, вместе бросаясь к лестнице.
Не мы одни беспокоимся. Раньше даже, чем мы прибежали в нижнюю часть сада и увидели нашего гостя, который расхаживал по колено в воде, пытаясь отвести нашу лодку назад к яблоне третьего ряда, завыла наконец сирена. Клер накрывает раздвижной лестницей живую изгородь, достающую ей до носа, — изгородь отделяет нас от старой нашей соседки мадам Крюшо, которая настойчиво зовет нас. «Сестра по причастию» Мелани Сьон мадам Крюшо знает, как и мы, что она, парализованная, живущая с сыном-холостяком, который подрабатывает где-то в кантоне и вернется только к ночи, не сможет выбраться из дому одна. Оперевшись на палки, мадам Крюшо, у которой малейшая эмоция усиливает старческое дрожание, что-то невразумительно бормочет, и, мне кажется, я понял правильно, что она сказала: пожарные лучше расправляются с огнем, чем с водой, их естественным союзником. Впрочем, за пожарниками дело не станет, они у нас добровольные, а следовательно, живут кто где, но, надо отдать им должное, тотчас же сгруппировались и в несколько минут оделись. Колен — их капитан почти в течение десяти лет; он сменил серую униформу на голубую, кепи — на каску. С ним только два человека, и — своеобразная почесть — он явился ко мне, оценил лестницу, по которой только что прошел, как и Вилоржей, табачник Беррон и землемер Варан, которые живут в городе и были моментально подняты по тревоге, — они все поднялись, а потом спустились с моей лестницы. Весь этот народ уже изрядно промок; капли текут по лицу, падают с носа или подбородка.
— Что тут поделаешь? — говорит Колен;
— Мелани видели? — спрашивает Вилоржей.
Менее чем в двадцати метрах от нас останавливается Д5, который приказал построить покойный дядя Сьон, водопроводчик, как и его сын, и так же, как и он, основавший свою мастерскую на «твердой земле»; он был одержимый рыбак и поэтому умел управляться со всякими рыбацкими премудростями, в широких разливах, будто специально задуманных, чтобы позволить ему насладиться этой затеей. Воды так много, что не видать крыльца из семи ступенек, соответствующих цоколю, анормальной плотности пустоте, специально исчисленной согласно с санитарными нормами, чтобы противостоять паводкам; но сейчас вода уже гораздо выше, она лижет цементные кругляши окон, подоконники которых отстоят от земли на метр; можно представить себе, что этот уровень воды уже заставил вальсировать мелкие предметы мебели и отклеивает обои. Самое Мелани с трудом различают сквозь стекло. Она только и может, что тащить свою неживую ногу из одной комнаты в другую; наконец, она устроилась на своей большой деревянной кровати, как на плоту, и он медленно плывет, неумолимо приближаясь к потолку. Заметила ли она нас? Ее здоровая рука, кажется, поднимается; но если она и кричит, голос у же, должно быть, изменяет ей, во всяком случае, он не смог бы перекрыть шум потока.
— Боже мой, — кричит Колен, — что же нам делать!
Смятение. Беспомощность. Нужно бы… Что нужно?
Невозможно перестать ходить взад-вперед. Солидная, надежная пятитонка с мотором затребована Коленом, — Колен скрестил на своей куртке руки, — о ней Вилоржей и слышать не хочет и всегда не хотел под тем предлогом, что последний потоп случился более десяти лет назад. Можно пуститься в этот водоворот на ялике со срезанной кормой, предназначенном для ловли плотвы, но это единственное решение небезопасно…
Однако Колен решается:
— Вы мне обвяжете лодку веревкой, чтобы ее не унесло, и я попробую пересечь поток.
Он излагает свой план. Самую близкую лодку, — то есть мою, — можно тащить вдоль берега реки и вывести на высоту дома Сьон. Ее поместили бы еще выше, у лысого кипариса, что растет в саду Шаво, так чтобы веревка не давала ей спуститься вниз, а Колену позволила бы пересечь поток.
— Это предварительный маневр, он — самый трудный, — поясняет Колен…
Мы снова водворились, где были. Пришлось опять взобраться по лестнице один за другим под мелким, назойливым дождем. Один из пожарных — сын Равьона, отделился от нашей группы и побежал рысцой за рулоном веревки. Но ни к чему. Моя лодка не стоит больше на прежнем месте, привязанная к яблоне. Нас опередили.
— Вернитесь! Вы напрасно стараетесь, — вопит Колен.
Клер застыла и кусает себе ногти. Но наш друг не обращает на нас никакого внимания и делает, что считает нужным. Он не принял ничью сторону и остался в саду. В то время как мы размышляли и рассуждали, он устремился в поток. Он гребет стоя, в убыстренном темпе, не заботясь о тридцати, потом о пятидесяти метрах, которые теряет из-за течения. Он хочет, конечно, пересечь, оставить ложе Верзу. Он рассчитывает достичь спокойной зоны затопленных лугов, пересечь их и подняться вверх, а затем, описав полукруг, очутиться в верховьях острова. На минуту водоворот овладевает им, лодка завертелась, и из-за этого он опять плывет вниз. Но вот лодка выравнивается и, воспользовавшись раздвоившимся течением, которое несет мутные желтоватые воды, мягко подходит к озеру, каковым стала тополиная роща. Плывя полем, скользя между стволами, он может теперь поставить лодку носом к западу и достичь потерянного участка, проплыть над затопленными пастбищами, пересечь одну за другой изгороди, чьи заостренные малозаметные верха показывают, как высок здесь паводок.
— Ну и водищи, — говорит Лео.
Маневр уточняется. В окрестностях фермы Ла Шуэ, — стоящей хотя и на отлете, но имеющей добротные чердаки, — наш импровизирующий спасатель проходит естественную насыпь, образованную небольшой дорогой на Женесье, делает полукруг и, возвращаясь к Верзу, крутится на одном месте, отдается на волю потока, развернувшего лодку кормой вперед, гребет понемножку против течения, чтобы не набирать скорости. Я раскусил его сразу: он держится на середине, он пытается не быть поглощенным одним или другим рукавом, которые слишком узки и потому стали стремительными; он нацелил прямо на остров, на затопленный огород, разделенный надвое высокими арками розария, под которыми он проходит пригнувшись, как в туннеле; впрочем, в туннеле с просветами, чей низкий свод составляет сейчас лишь навес из толстых стеблей, оплетающих железный каркас. Вот что поможет выиграть схватку и получить передышку. При выходе он на минуту исчезает, закрытый рядом туй, чьи темно-зеленые треугольники вылезают из воды и чьи набухшие основания в течение часа не перестают тянуться за верхушками. Он должен приостановиться здесь, чтобы поразмыслить, прежде чем бросить вызов опасному открытому пространству, где поток в углу дома, совсем близко, коварно разбивается надвое и от одного завихрения к другому тащит лодку в настоящий водоворот.