Зеленый поезд (Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири)
Шрифт:
Теперь Андрей и металлический «жук» составляли одно целое, один организм, один замкнутый жизненный круг — так же, как один замкнутый круг составляет человек и Земля. Они жили друг другом, связанные круговоротом нужных друг другу веществ, ничего не отдавая и ничего не требуя извне — идеальная и хорошо защищенная система взаимообеспечения.
— Как «солнышко»?
Андрей скосил глаза на циферблат атомных батарей. Невидимое солнце их общего с «жуком» мини-мира обещало гореть не менее трехсот лет.
— В порядке. И светит и греет. Вовсю.
Он
Андрей обиделся:
— Чего это тебя так разобрало? Просто мускулы не разогрелись. Между прочим, у тебя не лучше получается.
— Я подумал… — улыбнулся Алексей. — По… посмотрел бы… посмотрел бы сын сейчас на своего папу… Травма на всю жизнь…
Андрей подошел к узкой зеркальной полоске и тоже улыбнулся: перед ним стояло, шевеля усами, безглазое, жуткое чудище. Чудище покачалось и с помощью трех ног и восьми рук показало Кривцову великолепный одиннадцатикратный нос.
Оба рассмеялись.
А часы продолжали выщелкивать секунды, приближая время отлета, а значит — время прилета, а значит…
— Пора, Алексей. Я пошел.
Кривцов вытер глаза.
— Прости… Ох!.. Говорят, на дорогу не смеются, но уж очень ты хорош был. Ладно. Топай. Ни пуха!
— К черту!
Андрей подождал, пока за Кривцовым закрылась герметическая дверь, и вошел в кабину стерилизатора.
На вогнутой стенке чернели большие буквы: «Помни!» А внизу помельче:
«Всеобщий космический устав.
Пункт сто второй. Параграф пятый. Категорически запрещается выход на исследуемую планету в нестерилизованном скафандре, а также вынос предметов, могущих вызвать заражение инопланетной биосферы, равно как атмосферы, гидросферы и геосферы, активной органической субстанцией Земли. Нарушение карается…»
Биолог иронически скривил губы. Все-таки капитан в своем педантизме доходит до смешного. К чему эта настенная пропаганда? Автомат не откроет дверь в ангар, пока в кабине останется хотя бы один полудохлый земной вирус. Захочешь — не выйдешь. И ничего не вынесешь… Разве только бактериологическую бомбу.
Но таких бомб давно уже никто не делает.
Андрей повернул рубильник. Кабину стерилизатора охватило синее пламя…
Полет казался бесконечным. Гофрированная тарелка дископлана, слегка наклоняясь, казалось, неподвижно висела в воздухе, а внизу широкой лентой раз и навсегда заведенного транспортера неторопливо бежал узорчатый ковер. Удручающая правильность фигур, отупляющее разнообразие сочетаний — ни одного повтора! — модель вечности, сделанная из детского калейдоскопа.
Усмехнувшись, Андрей вспомнил, как пяти лет от роду он взял из рук отца чудесную трубочку, как жадно приник к черному круглому зрачку, ожидая невероятного. Целую неделю, забыв обо всем на свете, он истово крутил игрушку. Он хотел понять смысл или хотя бы добиться повторения рисунка, но трубочка крутилась, и узорам не было конца, в изменениях не было смысла. Он очень обиделся тогда и со слезами разбил папин подарок, а потом долго и недоуменно смотрел на осколки зеркалец и цветные стекляшки — где же прекрасные и таинственные фигуры?
Он смотрел вниз, на завораживающую игру цветов и линий, и его потянуло повторить тот удар, рассеять наваждение.
Андрей включил автопилот и закрыл глаза.
Думать не хотелось. Сказывалось многодневное нервное напряжение, огромная усталость от изнуряюще кропотливой работы. Он попробовал представить себе Землю, свой дом, квартиру, лицо Нины, своего сына («Надо же — сын!» — скользнула по губам удивленносчастливая улыбка), но все расплывалось в какое-то бесформенное ощущение большого доброго тепла, далекого и полузабытого, а в сонном сознании помимо воли всплывала всякая дребедень, обрывки недавно виденного и слышанного: сиреневый куст на фоне мертвых глыб лабира, Кривцов с носогрейкой у портьеры («Ей еще и десяти миллиардов лет нет. В самом соку…»), высокомерно-снисходительный Медведев («Согласен… Вполне ординарная планета»), хохочущий Бремзис («Если ты считаешь стерильный углекислый газ воздухом — пожалуйста!»), тусклый ряд САЖО-5, решетчатые диски возбудителя…
Стоп! Углекислота и ультрафиолет… Оживающий жук…
Андрея толчком выбросило из полудремы, и в голове загудела, стремительно раскручиваясь, какая-то звонкая ледяная сила.
Спокойно. Главное — спокойно. С самого начала.
Итак, лабир. Кристаллы дозвездного вещества, из которого, по-видимому, состоит темное сердце нашей галактики. Планеты класса «К» — чужаки в нашем звездном мире. Они оттуда, из темного сердца.
Странные небесные тела, одинаковые до неправдоподобия. Различен только возраст. Словно там, в галактическом центре, работает гигантский штамп, время от времени выбрасывая в пространство свои изделия-близнецы. Зачем?
Кристаллопланеты всегда окружает бессонная стража — двойная звезда. Словно специально для того, чтобы создать вокруг мощные пояса ультрафиолета, радиации и пульсирующей гравитации. Через эти пояса не прорвется ни одна спора, ни один живой организм.
Кроме космического корабля…
А сама планета как будто нарочно придумана для жизни. В лабире есть все необходимое. Плотная атмосфера из углекислоты и водяных паров пропускает только безвредные излучения и ровно столько, сколько нужно для роста и развития. И эти Белые озера — по одному на каждой планете…