Зеленый поезд (Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири)
Шрифт:
С Красноярского моря тянуло теплым влажным ветром. Ветер шуршал в густых, сплетенных вершинами кронах тополей, звенел в лапах голубых елей, раскачивал тяжелые веера сибирских пальм. Сверху, из висячих фруктовых садов, остро пахло лимонами и апельсинами — почему-то фантазия садоводов-любителей не шла дальше субтропической экзотики. Правда, кое-где из-за оградительных решеток торчали перья морозостойких кокосов и фиников вперемежку с традиционными костистыми ранетками и яблонями. Вот уже много лет Красноярск в августе превращался в сплошную многоэтажную цитрусовую плантацию.
Над
Андрей шел, ни о чём не думая. Даже курить расхотелось. Он жадно вдыхал настоянный на хвое и лимоне воздух, слушал поющие раковины, ощущал тепло Юркиной ручонки, которую тот время от времени пытался вытянуть из отцовской ладони.
Впервые за много дней ему было покойно. Что-то внутри хрустнуло и сломалось, принеся облегчение.
Он вернулся. Вернулся только сейчас, размягченно и беззаботно принимая будни Земли. Вернулся прямо в этот деловито спокойный вечер, к жене и сыну, к этой пестрой толпе — от мятежных звездных костров, от нечеловеческого напряжения воли и мысли — к тишине…
Забыть и не думать, Андрей опустил воротник. Это потребовало некоторого душевного усилия, но он снял невидимый гермошлем, отделявший его от земной обыденности.
Он принял Землю.
Нина, кажется, заметила, но ничего не сказала.
Они вышли к Енисею. По набережной, залитой ровным белым сиянием ртутных светильников, гуляли редкие пары. Ворчливо била в бетон волна. С острова Отдыха долетал единый многотысячный вздох — на стадионе шел футбольный матч.
— Нина… — начал Андрей.
Надо сказать, что он вернулся. Совсем. Что он не будет больше мучить и ее и себя. Что звезды погасли.
Насовсем. Что нет ничего лучше Земли, рук жены, yлыбки сына. Что…
— Нина…
Она обернулась медленно, явно догадываясь, что он скажет, но — странно! — в ее лице растерянность, и ожидание, и нет радости…
— Папа, папа! Смотри, шар!
Над Енисеем, гулко разнесенные по сторонам, зазвучали торжественные всплески челесты. Стены домов многократно отразили мелодию позывных, " весь город повторил без слов: «Ши-ро-ка стра-на моя род-ная…» Над островом Отдыха поднялась в небо вторая луна — матово-белый шар, зонд Службы Срочной Информации. Зонд превратился в туманное облако, в котором возникло лицо диктора.
— Передаем срочное сообщение, передаем срочное сообщение…
— В шарике — дядя! В шарике — дядя. Смотри, мама, дядя!
— Тише, Юрочка…
Замерли пары на набережной. Остановился матч.
Футболисты, забыв о мяче, смотрели в небо. Прекратилось движение на улицах. Потоки людей и машин слились, смешались, застыли.
Город смотрел в небо.
И по всей стране, по всей Земле — там, где была глухая полночь, и там, где гудел полдень, — люди смотрели в небо, на лунно-белые шары.
— Только что получена менгограмма с космического корабля «Королев». Как известно, сверхсветовой экспедиционный звездолет «Королев» стартовал около года назад к системе двойной звезды Лебедя с целью проверки результатов эксперимента, поставленного советским космобиологом Андреем Савиным…
— Пап, это о тебе!
— Тише, Юрочка…
— Как сообщает научный руководитель экспедиции академик Медведев, эксперимент увенчался успехом.
Земные микроорганизмы не только прижились в необычных условиях кристаллической планеты Прометей, но и целой серией взрывоподобных мутаций за очень короткий срок создали мощную биосферу.
Андрей стоял, слегка нагнув голову, широко расставив ноги, словно на палубе корабля. Диктор говорил еще что-то, и Нина видела, как из безвольного, припухшего, с нездоровыми мешками у глаз лица проступало другое лицо — резче очерчивался подбородок, набухали желваки, глубокая морщина пересекла лоб, и глаза, минуту назад смотревшие темно и покорно, осветились каким-то внутренним светом, словно окна дома, в который вернулся хозяин.
— Дешифровка продолжается. Менгоцентр любезно предоставил в распоряжение СИСа часть восстановленной передачи. Слушайте! С вами говорит планета Прометей!
По шару промчались полосы, замысловатые зигзаги, рассыпались и погасли искры, и вот из этой сумятицы помех, из непостижимых разумом расстояний, сквозь треск горящих галактик и гул радиоактивных ливней, скорее угадываемый, чем видимый, кричал Медведев:
— …необходимо продолжать и продолжать беспрерывно… необходима постоянная биостанция кон… айте Савину… самые… ические предположения… действительность… невероятно… озеро начало функционировать…ты… ужен…
Раскатистый громоподобный грохот заглушил передачу, и на какой-то момент зонд превратился в шаровую молнию. Потом все погасло и стихло, и снова возник бесстрастный диктор: — Мы передавали менгограмму с космического корабля «Королев».
«Ты… ужен…» Как просто, нужен — и все! А что, если он здесь тоже нужен? Хотя бы вот этим двум людям, что идут с ним рядом. Даже Юрка примолк и погрустнел. А на Нине лица нет. Как все нелепо… Он только что решил все окончательно, собирался сказать… И на тебе! Снова…
«Нужен, — продолжал он, сидя в уютном домашнем кресле. — Теперь нужен. Когда эксперимент удался. А тогда… Тогда верил только он один. Кстати, Медведев тоже голосовал за лишение звания… А теперь нужен! Неправда, — оборвал сам себя Андрей. — Все это неправда!» Вместе с ним верили ребята. И Медведев верил. И другие — незнакомые. Иначе не было бы экспедиции. Ничего бы не было. И он, «гениальный одиночка», действительно никому не был нужен. Просто теперь, после удачи, в нем заговорило запоздалое самолюбие. Ну-ка скажи откровенно, Савин, ты-то верил на все сто процентов, что гипотеза подтвердится? Молчишь? То-то… В конце концов, все это пустая нервотрепка. Ведь Медведев должен понимать — космос Андрею заказан.