Земля бедованная (сборник)
Шрифт:
На хамку Лидия Матвеевна не смотрит, но та, конечно, поняла, чья кошка мясо съела, и помалкивает.
Дальше все идет как по маслу. На углу, в низке, удается купить полкилограмма хека. Это вам не судак {191} , но вполне, между прочим, приличная рыба, если уметь приготовить. Хватит и на первое, и на второе.
В рыбном с утра пусто, продавщица там пожилая женщина из простых, но симпатичная, и Лидия Матвеевна сообщает ей, что, вот, завтра пенсия, придется весь день сидеть без воздуха, так что надо запасаться продуктами впрок, а что делать?
191
Хек – одна из самых распространенных рыб в советской торговле. Хек серебристый стоил 70 копеек за килограмм, а если без головы, то рубль. В рыбных магазинах висела реклама:
Стать здоровым, сильным, смелым хочет каждый человек,И ему поможет в этом рыба серебристый хек!– Вам хорошо, – с завистью откликается
– Да, у меня внучка, годик. Красавица, о чем вы говорите? – расплывается Лидия Матвеевна. Из бокового кармана сумки она достает завернутую в полиэтилен последнюю фотографию Оленьки и показывает продавщице. В руки, конечно, не дает – не хватало еще перепачкать ребенка рыбой!
– Хорошая девочка, – вздыхает продавщица. – Сразу видно, что здоровенькая, щечки, точно яблоки красные. С вами, наверное, вместе живут? Любит, небось, бабушку?
Лидия Матвеевна пожимает плечами.
– Думать надо не о себе и своих интересах, а о ребенке, – назидательно заявляет она, убирая карточку назад в сумку. – Что значит – «любит, не любит»? Главное, чтобы ребенку было хорошо, чтобы он рос и своевременно развивался.
Она величественно кивает продавщице и поворачивается к ней спиной. Что с таких взять – не удосужилась завести детей, а рассуждает!
Теперь домой, передохнуть, просмотреть газеты, а там – в поликлинику. Номер к невропатологу – это большая удача. Целую неделю Лидия Матвеевна за ним ходила. Ходила, ходила и выходила. Невропатолог очень хорошая, молодая, но, видно, опытная. Вдумчивая. Не то что эти терапевты, у них на весь осмотр две минуты, просто какое-то бедствие! И начнешь рассказывать, сразу перебьют, хоть у вас грипп, хоть холера. Как говорят: «Чем бы ни болела, лишь бы померла…» Правда, надо отдать им должное, нас много, а их пока не хватает. Но ведь невропатолог на каждого находит время, значит, можно, если только захотеть. Конечно, иногда часами ждешь приема, но и в очереди всегда найдется, с кем сказать слово, поделиться опытом. А когда попал в кабинет, тут уж тебя обо всем расспросят и выслушают с полным вниманием. И про сжатие в груди, и вообще про плохое самочувствие, и что сон неважный, а от сына уже месяц и десять дней нет писем. Это, чтоб вы знали, почта барахлит, надо бы написать куда следует а все равно волнуешься, сын есть сын, и жизнь у него там – каждому понятно, какая… А теперь еще и внучка появилась, тоже душа болит. Бедная девочка…
Ну наконец-то! Вот и дом, а то на этом льду сломать ноги – пара пустяков, просто какое-то вредительство {192} ! Лидия Матвеевна медленно пересекает двор. Двор тесный, и всегда запах от мусорных бачков… А Гриша, когда был маленький, любил тут играть. Бывало, вечером просто не докричишься домой. Все говорила: «Гриша, почему не пойти в садик? Там зелень, воздух. Все хорошие дети играют в саду, а ты – по дворам, будто какой-нибудь беспризорник!» Нет, в сад не хочет, а с этим двором сплошные нервы: и компания подобралась – одна шпана, то – драка, то разобьют стекло, а мама плати, можно с ума сойти – стекло после войны! Счастье – в седьмом классе увлекся химией, потому что учительница была хорошая, умела заинтересовать. Увлекся, записался в кружок при Доме пионеров, меньше стало времени хулиганить. Это очень важно, очень! – занять ребенка, чтобы не было времени хулиганить… Наталья не понимает, испортит Оленьку, ох, горе, горе…
192
…какое-то вредительство! – Обвинения во вредительстве были широко распространены в СССР в годы сталинских репрессий.
В подъезде полутемно. Лидия Матвеевна сразу подходит к почтовому ящику. Опять пусто, ну что за наказание такое! Ноги сразу слабеют, на лбу выступает пот. Она останавливается, достает из кармана трубочку с нитроглицерином, вынимает таблетку, кладет под язык. Через минуту делается легче, можно не спеша подняться на третий этаж, открыть ключом дверь, зажечь в передней свет. И тут… Ну, слава Богу! Вот оно, на столике, вместе с газетой. Значит, Шура вынула. Сейчас скорее в свою комнату, раздеться, надеть очки и медленно, смакуя каждое слово, читать. Но сперва бегло просмотреть, не стряслась ли какая беда.
Все хорошо, жив и здоров! Главное – здоров! Уж тут-то Гриша обманывать не станет. А вот работает мальчик у них на износ. Но, с другой стороны, там попробуй не поработай… «Мать, прости, Бога ради, что так давно не писал, вкалывал последнее время как сумасшедший, зато теперь никаких долгов…» Это же просто безобразие! Долги! Как будто никто не понимает, откуда взялись эти долги! Погубил себя, угробил здоровье – и ради чего! Тут она, только она, Наталья! Алчная. Не ему это все было нужно – машина, барахло… И вот теперь он вынужден… Разве в юности Гриша был таким? Еле сводили концы с концами, от алиментов Лидия Матвеевна, разумеется, отказалась (не захотел быть отцом, деньгами не откупишься!) – мальчик ходил в чиненых-перечиненых шароварах, в самодельной «москвичке» {193} . Правда, всегда чистенькое, глаженое. И никаких долгов… А разве он жаловался? Посещал кружки, занимался физкультурой. Сколько книжек читал! Приходилось даже останавливать: «Испортишь зрение»… Теперь никто не позаботится… Нет, надо немедленно написать Григорию большое, строгое письмо, пусть хотя бы сейчас задумается, что здоровье прежде всего!
193
…в самодельной «москвичке». – «Москвичка» (или «хулиганка») – куртка на молнии, модная в послевоенные годы: короткая, до талии, с широким поясом, большими накладными карманами и вставкой из другого материала. Шили ее обычно из чего придется и носили вместо пиджака.
А за стеной опять рев и совершенно кошачье мяуканье. Этот дефективный Виталик завел свою «музыку». Лидия Матвеевна кладет письмо на стол, поднимается и решительно идет в Шурину комнату. Вот, пожалуйста, вяжет, сидя с ногами на незастеленной кровати. Ноги некрасивые, толстые, на пальцах нестриженые ногти, никакой культуры! А ее Виталик развалился на тахте – слушает джаз {194} .
Не говоря ни слова, Лидия Матвеевна пересекает комнату и выключает проигрыватель. Рев обрывается. Виталик садится и возмущенно таращит свои глаза – нет, чтобы поздороваться с пожилым человеком.
194
…джаз … идеологическая диверсия! – Сознание Лидии Матвеевны осталось в сороковых – пятидесятых годах, когда всем было известно, что «сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Виталик мог и не джаз слушать, а рок или диско, но Лидия Матвеевна даже слов таких не знала.
– Вы… вы чего? – спрашивает он, наконец. – Вы… зачем?..
– Во-первых, здравствуйте! – заявляет Лидия Матвеевна, обращаясь сразу и к нему, и к Шурке. – Хочу сказать вам вот что: хулиганства в квартире я не потерплю, просто не имею права терпеть! Это не музыка, а развращение малолетних, и вам, Шура, неплохо бы тут призадуматься! За такие штучки раньше можно было заиметь очень и очень крупные неприятности, это я вам говорю! Потому что – идео… идеологическая диверсия! И с ногами на диване! Советский учащийся не должен подражать пошлым образцам Запада! Это никогда не доводит до добра, уж я-то знаю, можете мне поверить.
– А чего? Чем вам музыка плохая? – тупо бубнит Виталик. Вид у него глупый, как у дурака (он вообще глупый, а сейчас уж совсем). – Если эта музыка плохая, какая тогда хорошая?
– Какая?! Ты не знаешь какая? – Лидия Матвеевна вскидывает голову. – Разве мало у нас своих хороших песен? «Не слышны в саду даже шорохи», «Этот День Победы…»…
– Ну вы даете! – Виталик стал окончательно похож на идиота. И у Шурки рот приоткрыт и глаза выпучены.
– «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек!» {195} – торжественно заключает Лидия Матвеевна. И замолкает. Она задыхается, надо бы опять принять нитроглицерин, да он остался в комнате.
195
«Не слышны в саду даже шорохи», «Этот День Победы…» … «Широка страна моя родная…» – популярные советские песни разных лет.
«Подмосковные вечера». См. примечание 30 к повести «Треугольник Барсукова (Сенная площадь)».
«День победы». Песня 1975 года на музыку Давида Тухманова, слова Владимира Харитонова. Написана к 30-летию Победы. Сегодня эта песня – непременный атрибут праздничных торжеств 9 мая, но сразу после написания песня была фактически запрещена цензурой: по мнению руководства Союза композиторов и Гостелерадио, молодой композитор Тухманов не соответствовал статусу автора песни государственного масштаба. К тому же кто-то из начальников услышал там синкопы и элементы не то танго, не то фокстрота. Только в ноябре 1975 года в концерте, посвященном Дню милиции, Лев Лещенко исполнил «День Победы» в прямом телевизионном эфире. И только тогда эту песню стала петь вся страна.
«Песня о Родине». Знаменитая патриотическая песня Исаака Дунаевского и Василия Лебедева-Кумача, написана для фильма 1936 года «Цирк». Песня прославляет советский строй – в том числе, что особенно важно для Лидии Матвеевны, – пролетарский интернационализм:
…Наше слово гордое «товарищ»Нам дороже всех красивых слов.С этим словом мы повсюду дома,Нет для нас ни черных, ни цветных,Это слово каждому знакомо,С ним везде находим мы родных.– Во дает, труха! – как бы даже с восхищением произносит Виталик. И вдруг орет хамским голосом:
– А шли бы вы отсюда подальше! Тоже воспитательница выискалась! «Старушка-не-спеша-дорожку-перешла!» {196} «Широка страна»! Патриотка! А от самой сын в Америку сбежал!
– Заткнись, сучонок! – Шура вихрем срывается с кровати. – Заткнись, гад, убью! Не слушайте его, Лидия Матвеевна! Вот я ему сейчас, подлецу…
– Шура… Не смейте… бить… ребенка… – еле слышно выговаривает Лидия Матвеевна и берется за грудь. – А мой Гриша… Он вернется… Вот увидите… Он осознал… Его запутали, обманули… Он непременно вернется, у меня – письмо…
196
«Старушка-не-спеша-дорожку-перешла!» – из одноименной народной песни. У песни множество вариантов, приводим тот, который известен в исполнении Утесова.
Старушка не спешаДорожку перешла,Ее остановил милицанер:«Товарищ бабушка, меня не слушали,Закон нарушили, платите штраф!»– Ах, что вы, милый мой!Я так спешу домой,Сегодня у Абраши выходной!Несу я в сумочкеКусочек булочки,Кусочек курочки,И пирожок!Я никому не дам,Все скушает Абрам,И станет, как надутый барабан!Эта мелодия родилась в 1932 году в Соединенных Штатах, автор – еврейский композитор Шолом Секунда. Песня на слова Джейкоба Джейкобса называлась «Бай мир бисту шейн» (в переводе с идиш: «Для меня ты красива») и исполнялась в мюзикле «Можно было бы жить, да не дают». Вскоре из Нью-Йорка мелодия проникла в СССР, в 1940 году под названием «Моя красавица» ее записал ленинградский джаз-оркестр под управлением Якова Скоморовского, после чего народ быстренько сочинил на этот мотив несколько песен: «В Кейптаунском порту» (у нее есть автор – ленинградский школьник Павел Гандельман), сатирическую песню про войну «Барон фон дер Пшик», «Старушка не спеша» и «Красавица моя красива, как свинья». Три из них – последние – пел Леонид Утесов.