Земля дождей
Шрифт:
Но они об этом «словесном перевороте», конечно же, знать не могли. И потому сами дорисовали обычные слова, проговорённые наоборот, негативной краской. К тому же в толпе недоразумение и сумятица распространяется гораздо быстрее. Когда они подошли ко мне вновь, отвечать им что-либо не имело смысла. Достаточно было просто смотреть в глаза. В большом скоплении людей просчитать варианты возможного развития событий крайне сложно. Да этого в данной ситуации и не требовалось.
Их страх за свою гнилую шкуру всё сделал сам, приняв три моих слова за что-то загадочно-пугающе-опасное. Они сами
И я решил сыграть на этом. Ведь если я не мог противостоять им физически, то необходимо было уничтожать их психологически.
И у меня получилось.
Больше они ко мне, как ни странно, не лезли. Посматривая презрительным взглядом, обходили стороной. Да и после девятого класса меня с ними не стало.
Но именно в тот день, на заднем дворе школы, я окончательно утвердился в своей отделённости от общества. Понял, что мне с ним не по пути. У меня своя дорога. Какая именно, я тогда ещё не знал. Но точно понимал, что не рядом с людьми. Где-нибудь в сторонке. Так, чтобы неприметно.
И всё бы хорошо…
Но и я не заметил, когда эта, изначально детская, попытка защитить себя от внешних острых углов переросла во что-то гораздо большее. И пугающее. А именно — в непрекращающийся вихрь мыслей. Мыслей — по любому поводу, даже не представляющему интерес. В моей голове теперь постоянно выстраивались один за другим мысленные слои. Они были, как огромная куча червей, мерзко слипавшихся и переплетавшихся друг с другом.
И вот отсюда-то и начинается история моего сумасшествия…
[4]
Доучиваться до одиннадцатого класса я не находил смысла. Видеть лица одноклассников на протяжении ещё двух лет было выше моих сил.
После окончания девятого класса мой выбор пал на то учебное заведение, поступление в которое не доставляло особых хлопот. Главной целью было как можно скорее уйти из школы. А куда — вопрос второстепенной важности.
Мне дали возможность поступить в колледж, с которым у нашего детдома была договорённость. Так я стал студентом автотранспортного факультета. Никогда не соображал в механике и технике, но раз поступил на бюджетную основу, то почему бы и нет: буду изучать гайки, винтики и переменный ток. Деваться некуда.
Также я решил навсегда попрощаться с детдомом. И не важно, что я мог спокойно пребывать в нём до самого совершеннолетия. Тошнило от него так, что уже невозможно было терпеть. Лучше уж я как-нибудь сам.
Я устроился на подработку разносчиком газет. Снял крошечную комнату. В квартире помимо меня проживала хозяйка. Женщина лет сорока пяти. От идеи заселиться в общежитие колледжа я отказался сразу — искал спокойствия и тишины.
Однако, даже проживая в отдельной комнате, долгожданного покоя я так и не нашёл…
Хозяйка квартиры оказалась немного… неадекватной.
Но ночью — да и вообще в любое другое время суток — я ничего не говорил! Тем более, о ней.
Но и это были ещё цветочки. По-настоящему хозяйка раскрылась позже.
Нередко к ней приходил сын со своей супругой. И они втроём заводили скандалы из-за той самой комнаты, в которой я жил. По словам сына, мать не имела права сдавать эту часть квартиры. Так как принадлежала она по документам ему. Но раз уж сдаёт, обязана делиться с ним половиной месячной выручки.
А поскольку снимал я эту комнатку за четыре тысячи рублей в месяц, то оставаться с двумя тысячами хозяйке было ни туда ни сюда. Поэтому часто эти скандалы длились допоздна. Каждую ночь я спал как на иголках. В течение дня и вовсе боялся выходить за порог комнаты. Опасался, что наткнусь на чокнутую хозяйку. И что она выкинет на этот раз — было лишь одному чёрту известно.
Во второй учебный год я первым же делом переселился. В другой район города, но тоже в маленькую комнату квартиры. В ней тоже проживала одинокая хозяйка. Только на этот раз попалась старушка. В прошлом — коммунистка, учительница математики, руководитель какого-то общественного движения.
Но и она тоже молодец. Вечно изматывала меня своими стратегическими беспокойствами о том, что творится в нашей стране, «умирающей под жёсткими ударами коррупции». А также постоянным проявлением заботы и нескончаемым потоком житейских советов, как мне, молодому, вести себя в современном обществе, чтобы «стать человеком». Постоянно твердила, что раньше, во времена коммунизма, всё было по-другому. А сейчас мы, «современная молодежь, — так и не взошедшая рожь, которая дохнет под кислотным дождём американской культуры».
Это её слова. Тогда я подумал, что неплохо бы их записать. Однако не пришлось. И так запомнил.
Хоть я и продержался здесь дольше полугода, но на большее меня не хватило. И я съехал в квартиру, где обитали три парня, став сожителем по комнате одного из них.
Но где бы я ни жил, имелась у меня одна тайна.
Я никому о ней не рассказывал. И всегда хранил внутри себя, переезжая с ней с одного места на другое. И только моя тайна — только она толкала меня вперёд. Только она вела меня по череде монотонно повторяющихся дней, заставляя каждое утро открывать глаза и идти в Мир.
И этой единственной движущей силой был отнюдь не инстинкт выживания. Нет, совсем не он.
Этой силой была надежда. Надежда, что однажды я её отыщу. Свою маму.
Да, я отчаянно верил, что увижу её. Что предстану перед ней взрослым, умным, грамотным, начитанным человеком. Таким, которого больше не захочется бросать. Таким, которого можно будет полюбить за отсутствие капризности и детскости. Ведь когда человек — взрослый, он может позаботиться о себе сам. И даже помочь другому. Вдруг маме сейчас в жизни приходится нелегко. Я мог бы стать полезным для неё.