Земля городов
Шрифт:
Он опоздал к трамваю и, не дожидаясь другого, пошел к извозчичьим пролеткам.
— На летно-планерную станцию, — сказал он, садясь.
— Что-то я не слыхал такой, — сказал извозчик. У него было сытое лицо и гаерские усики.
«Цену набивает, скотина!» — подумал Якуб, нащупывая в кармане деньги.
Извозчик с другой пролетки подсказал:
— Это, видать, за Бабушкино.
Они поехали по булыжной мостовой. Шли красноармейцы и пели «По долинам и по взгорьям…» У трамвайных остановок толпился народ. Мороженщицы выходили на угол. У магазина
— Что, приехали? — спросил он.
— Так верней будет, — сказал извозчик и крикнул: — Нюра, а где ваши ребята летают?
— Езжай к красным казармам, — ответила, высовываясь из окна, Нюра. — Там все полем, полем — увидишь.
Опять они долго ехали по городу, затем выехали в поле и полем тоже долго ехали. Наконец он увидел парашютные вышки, огромную овальную крышу какого-то сооружения, мелькнуло крыло планера.
— Стой, — сказал он, — стой, говорю, хватит!
Он расплатился с извозчиком и, не оглядываясь, побежал туда. С пригорка увидел все почти поле, на котором травка была как бы подстрижена, и отдельные залысые места на травянистом покрове, и серые дорожки с травкою по бокам. Вход знаменовался деревянной аркой, посредине которой была прикреплена большая яркая звезда из фанеры, крашенной в алое, под ней аршинными буквами было написано: «Челябинская летно-планерная станция».
Не замедлясь, он прошел под аркой и, уже оказавшись на поле, остановился и стал оглядываться. Справа стоял ангар — это его огромную овальную крышу увидел он с пролетки, — и двери его были распахнуты настежь, в некотором отдалении стояли два сооружения, похожие на огромные ящики. По левую руку — приземистые постройки с покатой крышей из горбылей. А на восток — чистое беспредельное поле.
Он не сразу заметил, что из ангара вышел парень в холщовых, закатанных до колен шароварах и гимнастерке, рукава которой были подвернуты выше локтей. Он поспешил навстречу парню.
— Я приехал, — сказал он с таким восторгом и дружелюбием, что вызвал улыбку на хмуроватом лице этого пилота. (Наверно, пилота!)
— Вижу, что приехал, — сказал парень. — Откуда?
— Из Маленького Города. Понимаешь, вчера… только вчера Батурины говорят…
— Кто такие Батурины?
— Ды сыновья Батурина, мастера по яликам!..
Парень расхохотался, и смех его был приятен Якубу. Он означал, что здесь никто знать не знает про мастера по яликам Батурина и слыхом не слыхал про лошадника Хемета или печника Сабура; этот смех еще раз как бы подчеркнул, как он далек теперь от всего, что вчера еще тяготело над ним. И он от души рассмеялся.
Потом они пили чай в одном из сооружений, которые так походили на ящики (это и правда были ящики, в которых везли матчасть планера), и он с таким восторгом озирал стены и смеялся довольным смехом, что парень предложил:
— Тебе, наверно, негде жить? Я живу тут. Пока будешь ночевать со мной, а там обстоятельства подскажут. А зовут меня Дмитрием.
Потом они подметали ангар, складывали инструменты в мастерских, где так заманчиво пахло клеем, стружкой, металлической пылью. Сели отдохнуть.
— Ты не учился в ФЗО? — спросил Дмитрий.
— В «Вулкане»? Нет. Но я учился в техникуме, а работал в земотделе…
— После «Вулкана» ребята подкованные приходят, — сказал Дмитрий. — Авиамодельное дело знают — будь здоров!
Сам Дмитрий, оказывается, учился в ФЗО, а потом одним из первых был принят на летно-планерную станцию. А так как ни семьи, ни родных у него нет, то и живет он здесь — открывает и поздно вечером закрывает ангар, следит за порядком, выкатывает с ребятами из стартовой команды планер (АК-1 последней модели!), в общем, работы хватает.
Между тем планедром постепенно оживал, там и тут раздавались голоса парней. И в тот же день ему посчастливилось увидеть, как бежит по зеленой дорожке, кренясь то одним, то другим крылом, великолепный планер. Ребята, человек десять, ухватив концы амортизатора, бежали от планера, все сильнее, сильнее натягивая концы (как рогатку натягивают, подумал Якуб), и тут — команда «Старт!», планер двинулся, побежал.
— Эй-эй! Ты куда?.. — услышал он и стал как вкопанный. Он, оказывается, бежал за уносящимся планером, а ребята смеялись и кричали ему…
Вечером у арки появились братья Батурины. Они очень удивились, когда увидели здесь Якуба. Старший сообщил, что брат его не прошел медицинскую комиссию, а оба они отвергнуты мандатной. У младшего был жалкий, хныкающий вид, старший бодрился.
— Я еще приеду, — сказал он, — на следующий год. А пока дай, думаю, погляжу, что это за планедром.
А младший хныкал и повторял:
— Да поедем. Чего тебе еще?..
Братья стали собираться — им надо было поспеть на поезд. Долго стоял он и смотрел им вслед, пока не поднялись они на пригорок и не пропали на той его стороне. Скоро уехали и ребята на скрипучем фургоне о двух лошадках, Якуб крикнул им, чтобы они подвезли братьев Батуриных.
А потом он разговаривал с начальником станции Горненко. Они с Дмитрием только-только закрыли ангар — тут и подошел Горненко. Лицо у него было сухое и загорелое, сам поджарист, а костюм — брюки из тонкого, обтертого на коленях материала, пиджак, застегнутый на все пуговицы, — как бы еще подчеркивал, как суха его фигура, что в ней нет ничего лишнего, а только связки мускулов для резких и верных движений.
По годам, пожалуй, ровня был он Якубу, но пристальные суховато-серые глаза делали его старше, умудренней.
— Я всю жизнь мечтал… — произнес Якуб, и Горненко тут же кивнул, так что Якуб даже приумолк: стоит ли говорить, если тому все известно. Он все же повторил: — Мечтал… я в Маленьком Городе занимался спортсекциями, а еще раньше в земотделе работал. О планерах мы понятия не имели, то есть такое, чтобы взять и построить. Но мы, — тут он усмехнулся как о давнем, детском, — но мы соорудили колесницу…