Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
Ю.И.Пионтковский
Еще издали с волнением стараюсь разглядеть на знакомом военном аэродроме каждое подозрительное пятнышко: нет ли следов аварии? Вдруг вижу – да вот же он, красно-белый красавец, стоит в общем ряду с буро-зелеными самолетами. Вывод: раз Пионтковский отрулил на сторону, значит все в порядке.
Впервые
Подойдя к нашему самолету, мы увидели Пионтковского, который с достоинством, даже несколько высокомерно, давал пояснения окружившим его военным.
– Какую скорость получили при испытаниях?
– 552 км/ч.
– Какова бомбовая нагрузка?
– 120 кг на внутренней подвеске.
– Маловато. А какое вооружение?
– Один неподвижный ШКАС впереди, второй, на вертлюге – сзади.
– А снизу защиты нет?
– Огонь вниз, градусов на пять, можно вести и назад между килями.
– Какая конструкция?
– Смешанная.
– Как с устойчивостью, управляемостью?
– Устойчив на всех режимах. Нагрузки на ручку и педали в допустимых пределах. Взлет и посадка просты. Считаю, что самолет доступен летчику средней квалификации.
– Какие у самолета недостатки?
– На мой взгляд, никаких. Впрочем, полетаете сами, тогда и поговорим.
Оглянувшись, Юлиан Иванович увидел нас с Холоповым и оживился. Хлопнув меня по плечу, сказал:
– А, и ты здесь.
– Какие замечания, Юлиан Иванович?
– Расскажу по дороге. Поехали.
– А как же с актом приемки-передачи?
– Машину передавать не будем. Испытания предстоят совместные. Теперь, пока институт будет устанавливать свою контрольно-записывающую аппаратуру, нам здесь делать нечего. Поехали-поехали.
На другой день, проснувшись дома с сильнейшей ангиной, я все- таки позвонил на завод:
– Андрей Иванович, как дела?
– Нормально. А у тебя?
– Я слег.
– А мы тут немного повеселились. Потом еще до трех ночи просидели за преферансом.
– Ну и здоров же ты!
– Ладно, поправляйся. А я сейчас еду в Чкаловскую.
Ну что за человек! Какая хватка! Забежит в свои кабинетик, на ходу подпишет бумаги, подсунутые ему секретарем, конечно, не читая их, затем, как заведенная машина, снова помчится в цех, на аэродром или в главк. Никаких совещаний, никогда никого к себе не вызывает. Если что-то срочное, сам спешит на место с обычной песней «Надо сделать!» да еще с такой неподражаемой жалостливой ноткой в голосе. Ну кто тут устоит перед главным инженером?
Однажды, когда на его столе скопилась куча бумаг, а мы куда-то с ним торопились, секретарь обратился к нему:
– Андрей Иванович, просмотрите, пожалуйста.
Он сгреб своей растопыренной пятерней все бумаги и молча засунул в мусорную корзину.
– Андрей Иванович, что вы делаете? Вдруг там есть что-то важное.
– О важном напомнят. Все. Поехали на Летно-испытательную станцию.
Его стремительность заражала окружающих. Сказать, что он был любимцем конструкторов или рабочих было бы неверно, но с ним работалось легко, его просьбы выполнялись как приказы, он был доступен и понятен, вездесущ и всеведущ, был душой завода.
Его слабостью были карты, вино и женщины. Когда выдавался свободный вечер, мы запасались вином или пивом и могли просидеть за преферансом ночь напролет. Конечно, вскоре я начинал клевать носом, а он, будоража всех, рассыпает карты и шутки, приговаривая:
– Люблю эту работу!
Весной 1939 года был закончен первый этап госиспытания нового самолета и «наверх» отправили предварительное заключение. Заявленные конструктором основные данные НИИ ВВС подтвердил, но, разумеется, сопроводил бочку меда ложкой дегтя: и вооружение слабовато, и радионавигационное оборудование бедновато, да то, да се.
14 июля Сталин пригласил к себе Яковлева вместе с военными летчиками; с ними поехал и ведущий инженер по летным испытаниям Института ВВС Холопов.
– Вася, – спрашивал я его потом, – не растерялся ли ты там?
– А что?! Я вошел и доложился, как положено, а он и говорит: «Садитесь». Затем он стал меня расспрашивать о самолете, а я отвечал все так, как есть. Яковлеву, я видел, это не нравилось, но он вмешиваться в разговор не стал.
– А он-то что, Сталин?
– Помолчал, а потом спросил: «А воевать-то на нем можно?».
– Если доработать кое-что, то можно.
Он затем порасспросил еще летчиков, поблагодарил всех и отпустил, а Яковлев остался.
Вскоре нам стало известно, что самолет решено запустить в серию на одном из лучших авиазаводов в Москве.
После небывалого в моей жизни напряжения в работе наступило затишье. Я вместе со своим шурином и его братьями на первомайские праздники 1939 года отправился в деревню на утиную охоту. Купив на перроне «Правду», я своим глазам не поверил: на первой странице указ: «За создание нового боевого самолета наградить ОКБ-115». Среди других:
«…Орденом Ленина – Яковлева, Хромова, Ястребова, Пионтковского…
Орденом Трудового Красного Знамени – Демешкевича, Жирова…
Орденом Красной Звезды Адлера, Виганта, Синелыцикова, Трефилова, Шехтера…
– Костя, Костя, – кричу я своему шурину, – ты только посмотри!
– А это ты видел? – спросил он, прочтя указ. – Под передовицей.
Там находилось специальное отдельное постановление о награждении Яковлева легковым автомобилем ЗИС и 100 тысячами рублей.(6*)