Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
Изо дня в день я вертелся в этой карусели, уходя из дома, когда все еще спали, а приходил, когда уже спали. Только молодость и здоровье позволяли это воспринимать не как тяжелую повинность, а как естественное, интересное, а, порой, захватывающее времяпрепровождение. Часто случалось, что будильник уже израсходует весь свой запас звона, а я не просыпаюсь. Только стук родителей в смежную стену служил импульсом для подъема.
И вот весь этот суматошный образ жизни внезапно изменился. Поручение Яковлева построить дублер АИР-6, предназначавшийся для спортивного общества «Динамо», в корне изменило мою жизненную позицию.
Суровая школа
Ведущий конструктор, если он достаточно опытен, является первым помощником главного конструктора. Он должен быть душой порученного ему самолета, мастером на все руки и оперативно решать все вопросы, возникающие на производстве. Должен-то, конечно, он должен, а если не может, что тогда? Если наш главный конструктор был молодым, то рабочих он предпочитал пожилых, квалифицированных и опытных. Работали они обычно вечерами, группами по два-пять человек и, как правило, за аккордную плату. Я же должен был всегда находиться при деле, в любое время дня и ночи, пока где-то что-то строилось. Учебу почти забросил. Планеризм – тем более. Ведь мне поручено такое важное дело! Яковлев был ровно требователен и хладнокровно, как котенка, тыкал носом, если замечал какой-либо промах. А их-то хватало. Рабочие же измывались над моей неопытностью и наивностью с изощренной выдумкой и разнообразием. Но что было делать? От мелких уколов страдало мое самолюбие, но оно пострадало бы еще больше, если бы пришлось отказаться от этой работы. Стиснув зубы, я сносил все насмешки и старался обратить в шутку все каверзы, понимая, что или я постигну их опыт, или провалюсь.
Вот подходит ко мне маститый медник Кузин и с невинным видом спрашивает, показывая на кронштейн элерона:
– Эта деталь годится?
Я ее верчу и так, и эдак, заглядываю в чертеж, промеряю размеры – как будто все правильно. Что сказать?
– А вы как думаете, Василий Иванович? У вас опыта больше.
– Да вот тут царапина есть, – невозмутимо говорит он.
«Ах ты, старый черт!», – думаю про себя, – «так бы сразу и сказал», а вслух говорю:
– Зачистите шкуркой, тогда пойдет.
Или слесарь кричит из-за верстака:
– Альма, Альма! (Это моя кличка, на собачий лад).
– Ну?
– Детали не подходят, – говорит он, показывая на лежащие на верстаке железки.
– Как так? – схватываю и тут же бросаю их, – они, оказывается, сильно нагреты.
– Ха-ха-ха!
Или еще. Приношу сварщику узел и шайбу.
– Нужно приварить.
– Держи.
Прикладываю шайбу на место и держу. Голой рукой. Сварщик спокойно зажигает горелку и начинает разогревать металл, будто не замечая моих пальцев. Я держу пока хватает сил, потом, выпустив деталь из рук, дую на пальцы.
– Что, горячо? – участливо, давясь смехом, спрашивает он, вместо того, чтобы предложить лежащие тут же пассатижи.
Разговоры с Яковлевым проходили так:
– Вы о плазах позаботились?
– Нет еще.
– Чего же вы ждете? Закажите Панкратову (это был начальник столярного цеха) плазы для сварки боковин фюзеляжа, а также плазы для склейки лонжеронов крыла, нервюр и для сборки крыльев, отдельно для правого и для левого.
Не успел я разобраться с плазами и дать на все необходимые эскизы, как слышу новый вопрос:
– Где же трубы? На следующей неделе явятся слесари, чем же они будут заниматься?
– На некоторые узлы из листовой стали мы с Барсуковым чертежи подготовили, а вот о трубах я еще не подумал.
Евнений Адлер возле строящегося дублера АИР-6, 1933 г.
– Напрасно. Вызывайте с аэродрома Салова, там ему пока нечего делать, он мигом достанет трубы, дайте ему только список.
– Будет сделано.
Когда трубы привезли, новый вопрос:
– Почему до сих пор не готов плаз боковины фюзеляжа?
– Он расчерчен.
– Это я видел, а бобышки-то не наклеены.
– А зачем они?
– Без них трубы начнут смещаться, их нужно зафиксировать между бобышками.
– Есть. Сегодня наклеим.
Когда работа по фюзеляжу, наконец, наладилась, пошли замечания по крылу.
– Почему конструкторы взялись расчерчивать сборочные плазы крыльев, а плазы лонжеронов отстали?
– Сегодня же изменим очередность работ.
– Правильно. Только нужно, чтобы конструкторы поработали и вечерком, чтобы уже завтра Панкратов смог поставить своих столяров на лонжероны. Это самая сложная работа и требует времени.
– Будет сделано.
Когда работа и по крыльям закипела, встал новый вопрос:
– Что-то я не вижу жизни вокруг хвостового опе рения. Где стабилизатор, киль, рули?
– У меня до них еще руки не дошли.
– А пора. Поговорите с Саловым, у него есть идеи.
Недоумевая, какие такие идеи могут быть у Салова насчет оперения, я все-таки обратился к нему с этим делом.
Колька Салов не только бойко работал руками, у него были еще вороватые бегающие глазки и, вероятно, еще быстрее мелькали в его голове недозволенные мысли. Попросту, он моментально подмечал, где что плохо лежит, а руки у него так и чесались что-нибудь стащить.
Итак, когда я завел с ним разговор об оперении, он сказал:
– Да ведь для АИР-6, что стоит на Ходынке, оперение-то я раздобыл.
– Где же ты его взял?
– На складе. Там их много для И-5 понаделано. Стабилизатор с рулем подошел без переделок, киль – тоже, а у руля направления пришлось сделать вырез под костыль, он у нас не такой, как на И-5.
– Как же тебе удалось все это стащить? Там же везде часовые.
– А что мне часовые? У меня пропуск на сборку и на аэродром. Откуда часовому знать, куда я тащу оперение? Я же сначала его перетаскивал в ангар ЦКБ, а потом – в ангар Академии. Там уж Алексей Анисимович(2*) сам переправлял его Яковлеву.
– А Яковлев знает о твоих проделках?
– Может быть и знает, да делает вид, что ему ничего не известно. Это еще что? Я таким же манером целиком педали ножного управления переправил, они тоже от И-5. Да еще амортстойки шасси с самолета У-2.
– А трубы для фюзеляжа ты тоже стащил?
– Нет, зачем же. Просто Панкратов как начальник цеха подписал требование, проставил номер заказа. А кто станет проверять, зачем нужны стальные трубы деревообделочному цеху?
– Ну, Коля, ты даешь!