Земля обетованная

Паркер Роберт Б.

— Это подозреваемая? — спросила она.

— Не забывай, я официальный страж порядка. Проверял, соответствуют ли обрезанные джинсы «Ливайс» разрешенной законом длине.

— Ну и как?

— Кажется, не соответствуют.

Я поднял с земли свои пакеты с продуктами, взял один из пакетов Сьюзен, и мы направились к машине.

Когда мы вошли в квартиру, Пам Шепард сидела у окна и смотрела на Мальборо-стрит. Насколько я мог понять, ничем другим она все это время не занималась, разве только обновляла выпивку в стакане. Было уже пять часов, и Сьюзен согласилась выпить с Пам, пока я готовлю ужин. Я отбил несколько кусков баранины для котлет. Обвалял их в муке, потом в яйце,

потом в хлебных крошках. Когда они стали, по словам почитаемой мною Джулии Чайлд, «превосходно покрытыми», отложил их в сторону и очистил четыре картофелины. Нарезал их тонкими овальными ломтиками, на что потребовалось определенное время, потом стал обжаривать в небольшом количестве масла, чтобы подрумянились со всех сторон. На другой сковородке начал готовить котлеты. Когда картофель достаточно подрумянился, я прикрыл его крышкой и убавил огонь, чтобы ломтики пропеклись внутри. Когда котлеты поджарились, я слил жир, добавил немного шабли, свежей мяты, накрыл крышкой и стал жарить до готовности. Один раз на кухню заглянула Сьюзен за двумя стаканами виски. Я приготовил греческий салат с домашним сыром и спелыми маслинами, а Сьюзен накрыла стол, пока я, вытащив котлеты, выпаривал вино. Я выключил огонь, положил в сковороду ломтик несоленого масла, распустил его в винной эссенции и полил этим соусом котлеты. К ужину у нас был теплый сирийский хлеб и добрая половина галлона калифорнийского красного вина. Пам Шепард отметила, что вино превосходно, а я блестящий повар.

— Я никогда не любила возиться, — сказала она. — Когда я была ребенком, мать не позволяла появляться мне на кухне. Говорила, что я испачкаюсь. Так что, когда я вышла замуж, я ничего не умела.

— Я тоже не умела готовить, когда выходила замуж, — заметила Сьюзен.

— Харв научил меня, — сказала Пам. — Мне кажется, ему самому нравилось готовить, но... — Она пожала плечами. — Это была обязанность жены, поэтому я всем занималась. Смешно, как люди перестают заниматься любимым делом из-за... пустяков. Из-за простых условностей, из-за различных представлений о том, чем вы обязаны быть.

— Но довольно часто эти представления коренятся в нас самих, не так ли? — спросила Сьюзен. — Я имею в виду, почему мы начинаем предполагать, как все должно происходить? Насколько это зависит от прорывающейся на поверхность сущности отдельного человека?

Я выпил вина.

— Не уверена, что поняла, — сказала Пам.

— Старое противоречие, — продолжала Сьюзен. — Природа — воспитание. Вы становитесь такой, какая есть, из-за генетики или из-за окружающей среды? Люди делают историю или история делает людей?

Пам Шепард коротко улыбнулась.

— Ах да, природа — воспитание, рост и развитие ребенка. Не знаю, но уверена, что лично меня затолкали в угол, который меня совсем не устраивает. — Она допила вино и протянула стакан к бутылке. Еще не совсем раскрепощенная женщина. Совсем раскрепощенная налила бы себе сама. Быть может, бутылка в полгаллона просто чересчур тяжелая. Я наполнил ее стакан. Она с минуту смотрела на вино. — Как и Харви, — добавила она.

— Его тоже затолкали в угол? — спросила Сьюзен.

— Да. — Она сделала глоток вина. Я последовал ее примеру. — Его загнал в угол Успех.

— Деньги? — спросила Сьюзен.

— Нет, не только. И даже не столько. Больше — желание быть значимым, быть человеком, от которого что-то зависит, быть человеком, который знает, как добиться успеха, знает, что совершается в жизни. Инициатором и сотрясателем устоев. Я не думаю, что его так сильно волновали деньги, быть может, лишь в качестве доказательства, что он достиг вершины. В моих словах есть смысл? —

Она посмотрела на меня.

— Да, напоминает подбор состава для футбольной команды, — сказал я. — Я способен понять это.

— Неудивительно, — фыркнула Сьюзен.

— Вы такой же? — спросила Пам Шепард.

Я пожал плечами. Сьюзен сказала:

— Да, почти такой же, только по-своему, в особом смысле.

— Мне показалось, что он не такой, впрочем, я его почти не знаю, — сказала Пам.

Сьюзен улыбнулась:

— Он не такой, если быть точной, но в то же время такой, если во всем этом есть хоть какой-то смысл.

— Я что, тушеная говядина? — обиделся я. — Почему вы сидите и обсуждаете меня?

— Мне кажется, — призналась Сьюзен, — сегодня утром ты точно дал себе определение.

— До или после того, как ты осыпала меня чувственными поцелуями?

— Конечно до.

— О, — сказал я.

— Почему же вы не участвуете в гонках? — спросила Пам Шепард. — Почему не пыхтите и не потеете, чтобы создать свою команду, быть звездой? То, что пытаются сделать Харви и его друзья.

— Ответить не легко. Мучительный вопрос, потому что, отвечая на него, я буду вынужден говорить о целостности характера, о самоуважении и прочих вещах, которые вы совсем недавно собрали воедино, говоря о фильме Джона Уэйна. К примеру, благородство. Я стараюсь быть благородным. Знаю, неловко такое слушать. Еще более неловко такое говорить. Но я верю практически во все бессмысленные вещи, которые проповедовал Торо. И провел долгое время в работе над тем, чтобы найти для себя такое место, где эту веру можно применять на практике. Где я могу жить в основном по собственным условиям.

— Торо? — спросила Пам Шепард. — Вы действительно прочитали все эти книги?

— Тем не менее, — напомнила Сьюзен, — ты постоянно влезаешь в жизни посторонних людей, в их беды. Едва ли похоже на уединенную жизнь Уолдена Понда, героя Торо.

Я снова пожал плечами. Трудно выразить все словами.

— Каждый из нас вынужден заниматься тем или иным делом.

— Но разве ваша работа не опасна? — спросила Пам Шепард.

— Иногда.

— Эта сторона ему особенно нравится, — сказала Сьюзен. — Его очень привлекает жестокость. Он не хочет признаваться в этом даже самому себе, но половину времени он проводит, сравнивая себя с другими людьми. Доказывая себе, насколько он хорош. Это состязание, подобное футболу.

— Все так и обстоит? — спросила меня Пам Шепард.

— Возможно. Все зависит от работы.

— Но ты сам выбираешь работу, — сказала Сьюзен.

— Работа позволяет мне выбирать.

— Однако она заставляет тебя от многого отказаться. От семьи, от дома, от брака.

— Не знаю. Возможно.

— Больше, чем возможно, — сказала Сьюзен. — Это — автономия. Ты самый автономный человек, которого я когда-либо встречала, и ты не допускаешь никого в этот свой мирок. Иногда мне кажется, что ты накачал все эти мышцы в качестве щита, в качестве доспехов, под которыми всегда можешь остаться в уединении. Полная целостность натуры, нетронутая, непроницаемая, недосягаемая даже для любви.

— Мы как-то слишком удалились от Харви Шепарда, Сьюз, — сказал я, чувствуя себя так, будто долгое время делал частые неглубокие вдохи, а сейчас необходимо сделать один глубокий.

— Не так далеко, как кажется, — сказала Сьюзен. — Одна из причин того, что ты не оказался в том же углу, что и муж Пам, состоит в том, что, в отличие от тебя, он рискнул. Женился. Завел детей. Пошел на компромисс, присущий таким отношениям.

— Но мне никогда не казалось, что Харв работает только ради нас, Сьюзен, — уточнила Пам Шепард.