Земля Обетованная
Шрифт:
Провизии на всяких проглотов не напасёшься! Но угостил, куда деваться. И молча, до поры.
— Неплохо, — снисходительно буркнул заточивший мой ужин Шут. — Так чего звал-то?
— Со мной говорил Гротах.
— Угу.
— Он врал?
— Боги не врут, Потапыч. Всё что сказал бог — правда.
— А то, что он «отрезал нас от Зиманды»?
— Хм, а занятно, — ухмыльнулся Шут, блеснув желтизной отражённой луны в глазах. — Но нет, адвокат. Там это не работает. И когда вернёшься… Точнее, если уйти от Зиманды достаточно далеко, чтобы врать, по возвращении придётся исполнять.
— То есть вы — часть системы…
— Умный ты, видом! — практически
— Будет ли Аварус, Алло и ты мстить за исполнение…
— Нет, — буркнул Шут, с все более злобно-саркастичной рожей.
— Почему ты советовал…
— Я — не советовал, — оскалился бог в саркастичной усмешке.
— Что меня ждёт в Безымянном….
— Радость. Или горе, если не успеешь, — на этом оскал божества стал совсем пугающим.
— С чего бы мне не успеть…
— Ты призвал меня, видом. Плата за это — десять дней. Успевай, — оскалилось божество, и пропало.
И пропало всё, а появилось одновременно с рассветом. Судорожный взгляд брошенный на приобретённый в Вакане хронометр показал, что прошло десять дней. На мне и аркубулюсе была пыль, в общем….
— С-с-сука не смешная!!! — выразил я всё, что думаю. — А ты, Потап!!!
«А что я?» — возмутился топтыгин. — «Ты — шебуршал. Вот и узнал, что хотел».
— Бойтесь своих желаний, — буркнул я себе под нос.
Просто я не знаю что, но «горе» и «сожаление» меня ни черта не радуют. И в рамках всего мне известного, как и Потапу, это именно то, что меня ждёт.
— Так, от двух до трёх тысяч километров, — бурчал я на разгоняющемся аркубулюсе. — По прямой, и черт знает, может, этот Безымянный в горах. Четыре дня… Три, что его! Если по прямой, то сорок километров в час, может чуть больше, аркубулюс вытянет без проблем. Но ни спать, ни жрать лучше не стоит. И лучше гнать по полной — черт знает, что там на месте, ущелья или ещё какая-то пакость…
«Через навь и железного медведя протащить можно», — впечатлился топтыгин предстоящим подвигом аскетизма.
— Жаль, что не на любое расстояние, — хмыкнул я. — Но потороплюсь. И знаешь, Потап…
«?» — пришла вопросительная мыслеэмоция.
— Если в этом Безымянном хрень, а жалеть и горевать я буду о сломанном когте или какой-то подобной херне — я этим божественным сучностям устрою, так что мало не покажется!
«Ну попробуй. Я даже помогу, если так — шебуршать придётся совершенно по-дурацки!» — ответил топтыгин. — «И Шутник уже пошутил».
— Дошутится, скотина. И призывать эту суку я ТОЧНО никогда не буду. А появится — буду посылать. И постараюсь… хотя посмотрим, — махнул я лапой, нахлобучил сетсон поглубже, застегнул пальто и вжался в аркубулюса.
Через час «ветра в морду» и злобствований у меня немного включились мозги. И от бьющего потока воздуха и какой-то зловредной пылюки меня прикрыл огненный купол.
А с «путешествием через навь» и вправду выходило неважно. Дело в том, что материальное тело немножко не предназначено для мира мёртвых. Да и живое не очень предназначено, но тут воображение справляется. Те же процепсы — не живые, а именно полуматериальные, в яви дохнут через некоторое время. Ну а материальный объект, вытащенный силой в навь, сохраняет за собой «пробой». И имеет возможность оставаться материальным до тех пор, пока «пробой» не исчезнет — около суток, со слов Потапа. Ну вообще, скорее пуповина, километра на два — удались от места пробоя, и этот «шланг» просто лопнет, исчезнет. Ну, примерно, как понятно, но в общем — так. И даже мне мало не покажется: «живым» я остаться, теоретически, смогу: как-нибудь придумаю, что я живой. А вот материальным — уже не буду, законы нави дематериализуют «непорядок», приведут к духовному состоянию. Так-то, почувствовав-узнав о возможности «выйти» не там, где вошёл — я ликовал, особенно учитывая, что навь и явь в плане расстояний и объектов — одно и то же, вопрос их состояния.
Но как транспортная магия этот проход через навь — фигня. Куча сил, потраченных на перемещение максимум на полтора километра, а если без риска — километр. Попасть в какое-нибудь место, взобраться — иной раз может быть полезно. Но не более того. Можно бы было скакать через огненный план… но там совсем пекло, кромешное и во всех смыслах. Не дематериализует — просто сожжёт и расплавит к чертям.
В общем, гнал я себе, гнал. Ночевать я не решился, хотя перекусил на аркубулюсе без проблем. И чем-то мне этот путь напомнил марш-бросок на Пряном. Хотя там было ГОРАЗДО хуже, даже не считая груз в виде Лидарихи. Ну и перекусить мог, хоть и всухомятку — плазменный экран позволял. И, кстати, не зря гнал: доехал до предгорий, а компас Гротаха тычет в горы. И вроде никакого альпинизма, до момента когда стала видна долина, с всякой травой, домиками, рощами и даже городком. Вот только от меня эту долину отделял каньон, в три десятка метров шириной, глубиной… до фига. Там речушка какая-то бурлила, а мне лень было даже плевать. В итоге пришлось нам с Потапом пыжится и перетаскивать меня и аркубулюса через навь. И, кстати, духовная активность в этом месте уже не просто была — зашкаливала. Всякие духи кишмя кишели, от меня шарахались, но их было побольше, чем в самых буйных джунглях Пряного. И в таких раскладах я понимаю, откуда тут, фактически в горах, такое буйное аграрство. Площадь долинки-то маленькая, вроде как то количество домов (ну и следовательно — жителей), что видно — хрен прокормит. Но экстраполируешь безнавье пустыни на буйство духов тут — и всё становится понятно.
Правда, вышел из нави злобный, усталый и… чуть не занялся нанесений массовой справедливости. Мне и так всё не нравится, а тут в меня десяток местных с мрачными рожами из ружей целяться!
— Рекомендую убрать ружья, — с трудом держа себя в руках, в небо сообщил я. — А то ведь озверею.
— Это не дру, — прошамкала самая возрастная старушенция из целящихся.
Ну, не в последнюю очередь я с ходу не озверел потому, что целились в меня, в основном, старики и дети, на фоне которых пара мужчин смотрелись бледно.
— Кто ты? — продолжила старуха, немного отведя ствол, как и прочие, но наготове держали.
— Вид… Епископ я, Михайло Потапыч. И могла бы представиться!
— Раме я, епископ. Потьяпьич, говоришь? — прищурилась она, делая жест, от которого остальные опустили ружья.
— Потапыч говорю, а не как ты прошамкала, — буркнул я.
— Ущь кхакь смогля, — с ухмылкой, явно намеренно шепелявя и запинаясь, выдала бабка.
— Ещё скажи, что меня ждут.
— Да. Староста получил весть, что будешь. И ты поможешь.
— Если заплатят, — уточнил я, хотя чёрт знает, что с местных взять, но бесплатно пусть работает Гротах, он божественный.
В общем, провели меня к избе, в которой водился такой персонаж, как староста Онкис. Кстати — жрец, и кстати — Аллло.
— Пришёл, епископ Потапыч, — приветствовал он меня. — Это хорошо. Это — плата, — положил он на стол мешочек, явно приготовленный.
— Я назначаю плату сам, если берусь за работу.
— Тебя ведут боги…
— Говори, что за работа, или ухожу, — посмотрел я на блаженного.