Земля обетованная
Шрифт:
На смену привычному оборонительному зубоскальству пришла милая серьезность. Когда ее заставали за чтением классиков, она спокойно объясняла: «Я же ничего не знаю. Мне приходится нагонять. Ну и потом, ведь Джордж Элиот прелестно пишет». Когда приятели заглядывали к ней в безукоризненно прибранную квартирку, она говорила: «Я вовсе не поклонница порядка, но это так скучно, когда не знаешь, где что лежит». Когда ей говорили, что она хорошо выглядит, она отвечала: «Беременность красит женщину. Так же как и пиво». И все смеялись.
Но все эти маленькие победы над собой и ребенок, которого она носила, значили очень мало по сравнению с ее любовью к Лестеру. В своей любви она была совершенно уверена, и уверенности ее поколебать не могло ничто. В постоянстве этого чувства она находила точку опоры. Оно внушало ей гордость. Любовь ее была на редкость (хоть и не беспримерно) смиренна. Она и не надеялась, что Лестер может испытывать к ней такое же чувство.
Эмма нисколько не рассчитывала на брак с ним и очень мало на совместную жизнь — разве что на несколько дней от случая к случаю. Она ясно видела все недостатки Лестера и какой-то частицей своего существа даже порицала его. Но это не имело ни малейшего влияния на чувство, которое заняло прочное место в ее сердце и определялось ею как верная любовь. Она даже в какой-то степени гордилась своим нежеланием разбираться в этом чувстве, необъяснимостью его: пусть так и остается Возвышенной страстью — чувством, которое «существует само по себе». Подобные фразы черпались ею из старых романов, которые она когда-то жадно глотала, с головой укрывшись одеялом в дортуаре ненавистной школы-интерната: «непостижимо», «мне никогда не понять, что ее породило!», «немеркнущая любовь», «любовь, возникшая, чтобы жить вечно». А в общем, суть та же.
Медленно двигалась она по улицам столицы навстречу ему. Паника охватывала ее редко — да и то она мгновенно справлялась с ней. Эмма была уверена, что в конце концов встретит его и скажет ему все, что нужно. Только раз ее выбило из колеи недели на две — старушка хозяйка сообщила вечером, когда она вернулась с Куинсуэй: «Приходил ваш молодой человек. От чаю отказался и ушел. Не сказал даже, когда придет еще».
Она задала несколько вопросов и убедилась, что это был Лестер. Следующие две недели она сидела по вечерам дома — на случай, если он придет. Но больше он не приходил.
Как-то раз ей повстречался человек, в котором она узнала приятеля Лестера, хотя поначалу тот отрицал свое с ним знакомство. Но и тут ее достойный вид викарской дочки сослужил свою службу: человек этот решил, что она работает в какой-то благотворительной организации, и сообщил возможное место пребывания Лестера. Увеселительное заведение. Она обнаружила кафе через дорогу от него и заняла там наблюдательный пост. Она сидела, медленно прихлебывая кофе, в который перебухала молока, и изредка опуская глаза в прихваченный с собой роман — «Мельница на Флоссе». Она всегда носила теперь с собой какую-нибудь книгу, будто Библию. Но Лестера она так и не увидела, зато получила еще один адрес от еще одного приятеля — на одной из улиц, примыкающих к Сохо с востока. От места ее работы можно было дойти туда пешком, и в тот же день, отпросившись пораньше, она отправилась.
Это был стрипт-клуб. Махровый, изощренный, отвратный. Попасть в него можно было через магазин порнографических книжонок. Войдя, вы или давали понять хозяину о своем намерении, или же, сочтя вас «надежным», он сам подходил к вам и приглашал внутрь, где в небольшой комнатке перед крошечной сценой стояло десятка два деревянных стульев по четыре в ряд. Комната была совершенно голая, без занавесей, унылая — это смахивало на маскировку и делало ее похожей на подпольную молельню.
Эмма дважды обошла все стеллажи в помещении магазина, слегка морщась при виде аляповатых, во всю страницу, изображений голых грудей, а также ярких трусиков, хлыстов, масок и прочих дорогих атрибутов сексуальной жизни — все это в сопровождении кричащих заголовков. Книжки были обернуты в целлофан. Чтобы их не захватали еще на полках.
Хозяин, гордившийся своим умением «не видеть» (без этого ему было нельзя: многие из его слабонервных клиентов подозревали — и вполне справедливо, — что он преступник, сводник и вышибала), в конце концов обратил на нее свой взгляд и начал осторожно ковырять спичкой в зубах. Он тоже решил, что она из благотворительного общества. Тут надо быть начеку: от полиции всегда можно откупиться, но эти благотворители легко могут наломать дров.
— Книгу пишете?
Его голос, резко и громко прозвучавший в пустой комнате, испугал ее. Она думала, что Лестер работает в магазине. И не подозревала о существовании клуба со стриптизом за дверью, на которой было написано: «Запасный выход».
— Какую книгу?
— У вас такой вид, вот мне и показалось.
Он вынул изо рта спичку и улыбнулся отвратительной «свойской» улыбкой.
— Нет, я не пишу.
— Иногда сразу видно. Чем кто занимается. По тому как они, ну, вы меня понимаете, как они… — Фраза растворилась в новой улыбке.
Эмма почувствовала себя вынужденной улыбнуться в ответ. И тут же выражение лица его изменилось.
— Так что же вам угодно, дамочка?
— Я зашла только так, посмотреть.
— Вот уж не поверю.
Собственно говоря, она не солгала. С другой стороны, он был прав. Еще несколько месяцев назад Эмма растерялась бы перед подобной дилеммой. Теперь, однако, она не сомневалась, как ей следует поступить.
— Я ищу Лестера Таллентайра.
— Да?
Он ждал. Она могла иметь сто одну причину искать Лестера, и сто из них могли быть неприемлемы для Лестера. Человек переложил спичку из левой руки в правую и начал ковырять в коренных зубах. Над его головой вспыхивала и гасла голубая пластиковая реклама.
— Я его знакомая.
— Понятно.
— Он что, работает здесь?
— Вы же его знакомая, так должны, казалось бы, знать, где он работает. Вы меня понимаете, дамочка?
— Мы не встречались последнее время.
— Понятно.
— Как мне убедить вас?
— В чем, дамочка?
— Не могла бы я подождать здесь его прихода?
— Просто так, ничего не покупая? Нет, нельзя.
— Разве это противозаконно?
— Нельзя, и дело с концом.
— Понятно. — Эмма невольно повторила его интонацию и сама улыбнулась. Это, однако, только ухудшило дело.
— Вам придется уйти, дамочка. — Он встал. И оказался огромного роста.
— Пожалуйста, скажите мне, где я могу найти его. Он не рассердится. Клянусь вам.
— Вам придется уйти, дамочка! — Грозно нахмурившись, он сделал шаг по направлению к ней. Все внутри у нее сжалось от страха, и, опасаясь за ребенка, она мгновенно ретировалась.
— Вот и умница! — сказал он.
Он проводил ее взглядом. Затем, стоя в дверях, стал смотреть ей вслед. Только когда двое мужчин вошли в магазин, он перестал следить за ней.