Земля обетованная
Шрифт:
— Говорите по-французски, сколько влезет, — учил меня Блэк. — Но когда я спрошу про Дега, тут уж ответьте по-английски, чтобы и клиент вас понял.
Раздался звонок в дверь.
— А вот и он! — воскликнул Блэк, весь воспрянув. — Ждите здесь наверху, пока я вам не позвоню.
Я прошел в кабинет, где на деревянных стеллажах стояли картины, и уселся на стул. Блэк пружинистым шагом поспешил вниз поприветствовать гостя. В кабинете имелось только одно небольшое оконце с матовым стеклом, забранное к тому же массивной решеткой. У меня сразу возникло странное чувство, будто я сижу в тюремной камере, куда
Должно быть, я задремал. Во всяком случае, звонок раздался для меня неожиданно. Я спустился к Блэку. Внизу я узрел тучного мужчину с красными ушами и маленькими глазками.
— Месье Зоммер, — пропел Блэк елейным тоном, — пожалуйста, принесите нам Сислея, тот светлый пейзаж.
Я принес светлый пейзаж и поставил его перед гостем. Блэк долгое время ничего не говорил, он безучастно разглядывал в окно облака.
— Ну как, вам нравится? — спросил он затем нарочито скучливым голосом. — Сислей своей лучшей поры. «Половодье». То, что все хотят заполучить.
— Мура, — сказал клиент тоном еще более скучливым, чем Блэк.
Блэк улыбнулся.
— Тоже разновидность критики, — саркастически заметил он. — Месье Зоммер, — обратился он затем ко мне по-французски, — пожалуйста, унесите этого великолепного Сислея.
Я на секунду замешкался, ожидая, что Блэк попросит меня принести что-нибудь еще. Но, поскольку просьбы не последовало, я пошел с Сислеем к двери, уже на пороге услышав, как Блэк сказал клиенту:
— Вы сегодня не в настроении, господин Купер. Лучше отложим до другого раза.
«Хитер! — подумал я, сидя в своем матовом закутке, — теперь ход за Купером». Когда некоторое время спустя меня вызвали снова, я застал обоих в молчании: они курили дежурные сигары, которые Блэк держал для клиентов, — «партагас», как установил я позже, поднося очередные картины. Наконец прозвучал пароль и для меня.
— Но этого Дега здесь нет, господин Блэк, — тактично напомнил я.
— Как нет? Конечно, он здесь. Не украли же его, в самом деле.
Я подошел к нему, слегка склонился к его уху и прошептал:
— Картина наверху, в комнате у госпожи Блэк…
— Где?
Я повторил по-английски: картина у госпожи Блэк в спальне.
Блэк стукнул себя по лбу.
— Ах да, правильно! Я же совсем забыл. День нашей свадьбы, — ну что ж, тогда ничего не выйдет…
Я смотрел на него с неприкрытым восторгом: он опять предоставил право хода Куперу. Блэк не приказал мне все же принести картину, не сказал, что картина теперь принадлежит жене, — просто все подвесил в воздухе и спокойно ждал.
Я отправился в свою горенку и тоже стал ждать. Мне казалось, Блэк поймал на крючок акулу, но я вовсе не был уверен, что акула при случае не проглотит Блэка. Впрочем, положение Блэка все же было предпочтительней. Самое скверное, что ему грозило, — это то, что акула откусит крючок и уплывет. Предполагать, будто Блэк продешевит, было глупо — такое просто исключалось. Впрочем, акула, надо признать, предпринимала довольно оригинальные попытки сбить цену. Дверь моя была приоткрыта, и в щелку я слышал, как разговор все больше склоняется к общим рассуждениям на тему сложного экономического положения и войны. Акула, не хуже Кассандры, пророчила всяческие бедствия: крах биржи, долги, банкротства, новые расходы, новые битвы, кризисы и даже угрозу коммунизма. Короче, падать будет все. Единственное, что сохранит свою ценность, это наличные деньги. Тут акула с нажимом напомнила о тяжелом кризисе начала тридцатых. У кого тогда имелись наличные деньжата — тот был король и мог что хочешь купить за полцены, да что там, за треть, за четверть, за десятую долю цены! В том числе и картины! Особенно картины! И акула задумчиво добавила:
— Предметы роскоши — мебель, ковры, картины всякие — тогда вообще подешевели раз в пятьдесят.
Блэк невозмутимо налил гостю отменного коньяку.
— Зато потом все эти вещи снова поднялись в цене, — изрек он. — А деньги упали. Вы же сами прекрасно знаете: сейчас деньги стоят вдвое меньше, чем тогда. Они-то снова в цене не поднялись, зато картины подскочили во много раз. — Он издал короткий, притворный смешок. — Да-да, инфляция! Она началась два тысячелетия назад и все продолжается, продолжается. Реальные стоимости растут, а деньги падают, так уж устроен мир.
— Тогда вам вообще ничего нельзя продавать, — парировал Купер с довольным хохотком.
— О, если бы я мог, — отозвался Блэк, нисколько не сбитый с толку. — Я и так продаю только самую малость. Но ведь налоги надо платить. И оборотный капитал нужен. Да вы порасспросите других моих клиентов. Я же с ними просто благотворительностью занимаюсь! Вот недавно одну танцовщицу Дега, которую лет пять назад продал, выкупил у своего же клиента обратно за двойную цену.
— У кого же? — не вытерпела акула.
— Этого я вам, разумеется, не скажу. Вам ведь не понравится, если я всем раструблю, по каким ценам вы у меня покупаете? А потом иной раз перепродаете?
— Ну почему же? — Акула не давала себя обескуражить.
— Зато другие этого очень не любят. И я вынужден с ними считаться. — Блэк слегка подался вперед, собираясь встать. — Жаль, что вы сегодня ничего не подобрали, господин Купер. Что ж, может быть, в другой раз. Правда, те же цены я вам, сами понимаете, гарантировать не могу.
Акула тоже встала.
— По-моему, вы хотели показать мне еще одного Дега? — спросил он как бы невзначай.
— Это того, что в спальне у жены висит? — Блэк колебался. Потом я услышал звонок. — Господин Зоммер, моя жена у себя?
— Она полчаса назад вышла.
— Тогда, пожалуйста, принесите-ка нам того Дега, что висит у зеркала.
— Боюсь, придется немного подождать, господин Блэк, — сказал я. — Стена там у вас ненадежная, пришлось деревянный дюбель вставить. Ну и картину к этому дюбелю на шурупе прикрепить. Но все равно снять ее — минутное дело.