Земля призраков
Шрифт:
— Боюсь, обивке это не помогло, но машину они спасли. — Кормак совершенно не понимал, что происходит. Наверное, он не заметил осуждающего взгляда Джереми, пока возился со шнурками. Но почему ему именно сейчас захотелось продемонстрировать чувство юмора? Кормак продолжил: — Мы переоденемся и спустимся к ужину. Вы не хотели бы к нам присоединиться, Джереми?
Нора увидела, что глаза юноши молнией сверкнули в сторону Кормака, и с замирающим сердцем стала наблюдать, как в них появилась боль, а мышцы лица напряглись. Кормак невозмутимо посмотрел на Джереми. Неужели он ничего не замечает? Сейчас лучшей
— Ладно, ребята, я бы с удовольствием поболтала с вами и дальше, но мне нужно избавиться от этой грязи, — сказала Нора. — Скоро увидимся.
Она прошла между ними, держа на весу залепленную грязью обувь.
— Вы не придете поужинать с нами? — повторил Кормак. На сей раз юноша выжал из себя еле слышимый ответ, кажется, положительный, ибо Кормак последовал за ней, поднимаясь несколькими ступеньками ниже. Оказавшись на площадке, Нора увидела Джереми, который стоял в холле с руками в карманах и следил за ними с неизвестной доселе холодностью в глазах.
Джереми не пришел ужинать. Пока они сидели над своими тарелками, Нора поочередно испытывала приступы вины из-за того, что, наверное, оттолкнула Джереми, и радость от возможности побыть наедине с Кормаком. Он ни разу не коснулся ее, пока они готовили еду, и никто из них не упомянул о том мгновенном сумасшествии, которое овладело ими по дороге из Таллимора. Оба они, казалось, искусно старались уклониться от вопроса (хотя он неясно вырисовывался — по крайней мере, у нее в голове): скорее не о том, сможет ли подобное произойти опять, но — когда это произойдет. И еще она сомневалась в своих чувствах. Она не была готова к дальнейшему развитию событий. Ведь Кормак многого не знал.
— Вы никогда не рассказывали мне, почему заинтересовались болотными телами, — сказал он, забирая у нее мокрую тарелку, когда они мыли и вытирали посуду после ужина.
— Я полагаю, это началось в те летние месяцы, что я проводила с бабушкой и дедушкой в Клэре. Мой дедушка делал небольшие запасы торфа, и меня всегда приводили в восторг те вещи, которые он находил в болоте. Ничего особенного, в основном деревянные колоды. Они выглядели так, словно их вырубили накануне. Однажды он показал мне очертания упавшего дерева. Дерево полностью исчезло, но оставило что-то вроде призрачного отпечатка на торфе. Потом, когда мне было около четырнадцати, я решила сделать школьную газету о болотах. Я наткнулась в библиотеке на книгу, в которой были напечатаны потрясающие черно-белые изображения Толлундского человека, — она помолчала. — Вы же знаете о Толлундском человеке, это знаменитое болотное тело из Дании?
Кормак кивнул.
— Конечно, знаю его, хотя в действительности мы никогда не встречались.
— Разве это не поразительно? Видеть его лицо, морщины и ресницы, и щетину на подбородке, так прекрасно сохранившиеся спустя две тысячи лет. Я увлеклась. И чем больше узнавала о нем, тем интереснее становилось. Почему он обнажен? Почему его горло перерезано? И зачем эта петля на шее? Я начала собирать все, что могла найти о болотах — археологию, биологию, химию. Даже когда ты понимаешь, как происходит консервация, ощущение необычности этого процесса сохраняется: ненасыщенные жировые кислоты постепенно
Она вытащила пробку и стала наблюдать, как остатки мыльной воды исчезают в водостоке.
— Вы в порядке?
Она кивнула.
— Просто думаю.
Нора вышла из кухни, Кормак последовал за ней. Когда они достигли холла, царящую в доме тишину нарушал единственный звук — тиканье старинных часов.
— Мертвая тишина, не правда ли? — сказал Кормак.
— Слишком тихо. Я пойду спать.
Он не ответил, но последовал за ней по главной лестнице. Только когда они достигли площадки, Кормак заговорил:
— Хью дал мне бутылку очень милого виски, и я думал опрокинуть стаканчик на ночь. У вас нет желания присоединиться ко мне?
Она остановилась вполоборота к нему:
— Я не знаю, Кормак…
Ее голос был совсем тихим.
— Только половина одиннадцатого. Пойдемте и посидим немного. Может, блуждающий огонек опять покажется этой ночью.
Нора все еще колебалась, привлеченная задумчивым выражением в его глазах. Она обнаружила, что гадает: чуть заметная и почти трогательная складка его губ — orbicularis oris называется этот мускул — от игры на флейте?
— Виски? — спросила она. Он улыбнулся. — Может, еще раз прослушаем запись миссис Клири?
Несколько минут спустя Кормак зажег камин в своей комнате, а Нора устроилась в тяжелом кожаном кресле рядом с ним.
— Знаете, я думаю, может, нам стоит попытаться найти Джереми, — сказала она, когда Кормак протянул ей толстый стакан с золотистой жидкостью. Она подняла виски к своему носу и насладилась терпким запахом торфяного дыма, исходившим из стакана.
— Полагаю, он сейчас возненавидит любого, кто попытается нарушить его уединение, — заметил Кормак, устраиваясь в кресле напротив нее. — Что бы ни было, это минует. Подождем и посмотрим.
— А как вы приобрели такое понимание подростковой психологии, могу я узнать?
— Если я и знаю что-то о таком путаном парне, как Джереми, — произнес Кормак, — то потому, что когда-то я был таким же.
— А что же вас запутало?
Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, а затем, пододвинувшись к камину, уставился на мерцающий огонь.
— О, вы знаете, типичное смятение молодого человека, покинувшего дом и обнаружившего, что он отнюдь не так умен, как полагал раньше. Ну, и моя мать была очень больна. Вскоре она умерла. Тогда она была единственным родным мне человеком, и меня словно пустили по течению.
— Боже, Кормак, это ужасно. Сколько вам было лет?
— Девятнадцать. Я не знаю, что бы случилось, если бы Габриал не бросил мне спасательный трос.
— Я и не представляла, что вы с Габриалом были столь близки. Я видела фотографию на каминной полке… — Тут Нора вдруг осознала, что не рассказала Кормаку о том, что была у него в доме. — Вы, должно быть, по-настоящему тоскуете о нем.
— Да, — Кормак говорил, отвернувшись от нее, но она могла различить нотку опустошенности в его голосе. — Странно, что у Габриала не было детей — не уверен, сознательно или случайно, но он откуда-то хорошо знал, как быть отцом.