Землянин

Злотников Роман Валерьевич

Вечер Ник запомнил слабо. Они все время куда-то перемещались, оказывались в каких-то компаниях, Осетта смеялась, шутила, спорила, злилась, но причины всего этого проходили мимо сознания Ника. Несколько раз он пытался прислушиваться, но затем разочарованно бросил эти попытки. Ну, сами посудите, что он мог понять из следующего горячего утверждения своей спутницы:

— Симинер просто дилетант! Он ни-че-го не понимает в поэзии Санолузского периода. Атентинни — несомненный последователь канимистов. На это указывает использование им тентального размера в его стихотворениях начального периода. Ну, тех, которые он написал до переезда в Панеи. Или триатичное деление его поэм, характерное именно для канимистов. Если Семинер этого не видит — о чем он

вообще может говорить?!

Причем то, с каким жаром нресса обсуждала эту непонятную для Ника галиматью, показывало, что все это для Осетты действительно важно. Ник же покорно перемещался вслед за ней, следуя за ее ладошкой, стискивающей его огрубевшую лапу, иногда теряя ориентировку и не понимая, то ли они все еще находятся на той же самой вечеринке, то ли уже добрались до новой. А в промежутках, когда они мчались куда-то в вызванном флайере, она молча сидела рядом с ним и бросала на него исподтишка быстрые взгляды. Он также молчал, изо всех сил стараясь принять наиболее мужественную позу и, время от времени, бросая ей легкую улыбку и слегка сжимая ее ладошку. Ну и, улучив момент, ласковым движением поправлял ей растрепавшуюся прядку или слегка загнувшийся воротничок блузки.

— Тебе скучно? — с некоторой робостью спросила она его где-то часов через семь после начала их «забега по вечеринкам», когда они прямо-таки вывалились из шумной круговерти очередной из них и внезапно оказались вдвоем на какой-то заросшей аллее.

— Нет, что ты… — улыбнулся он девушке. На «ты» они перешли одну или две вечеринки назад. Точно он сказать не мог, поскольку очередной раз слегка запутался с тем, разные ли это были вечеринки либо одна большая, раскинувшаяся на несколько залов, террас и парков.

— Тебе скучно, — уверенно заявила Осетта. — Я — бесцеремонная и наглая дура. Я таскаю тебя за собой, не обращая никакого внимания на то, нравится тебе это или нет.

Ник молча улыбнулся в ответ. Лакуна рассказывал ему, что если человек, от которого тебе что-то надо, начал в чем-то обвинять себя, — не стоит ему препятствовать. Чем больше он, так сказать, спустится по лестнице самообвинений, тем большего ты сможешь от него добиться. Нику же от нрессы не нужно было ничего особенного — ни денег, ни постели, ни, уж тем более, любви. В принципе, ему было бы достаточно того, чтобы Осетта еще хотя бы пару раз захотела его увидеть. Но захотела этого серьезно. По его прикидкам, этого было достаточно для того, чтобы… вызвать на разговор гра Кирея. А уж там как получится… Однако, похоже, избранная им на сегодня для себя роль оказалась в глазах девушки куда более привлекательной, чем он предполагал. Потому что она вдруг шагнула к нему, обвила руками его шею и потянулась своими губами к его губам. Ник на мгновение замер, испытав давно уже не посещавший его приступ раскаяния, но затем осторожно наклонился и прикоснулся своими губами к мягким и теплым губам девушки. Оттолкнуть Осетту в этот момент, возможно, было бы поступком честным и благородным по отношению к ней, но, также несомненно, означало бы полное крушение его планов. А он не мог себе этого позволить.

— Ты… ты не такой, как все! — выдохнула Осетта, оторвавшись от него после долгого поцелуя.

— Как кто?

— Ну как все эти… — она махнула ладошкой в сторону шумящей за кустами вечеринки. — Ты смелый, мужественный, способный броситься ради женщины в безнадежную схватку и… победить. Наверное, все мы кажемся тебе пустыми и мелкими…

— Ты — нет, — тихо отозвался Ник и, повинуясь желанию девушки, снова потянувшейся к его губам, опять поцеловал ее, стараясь сделать это максимально нежно. Здесь опыт работы на гра Агучо помогал ему слабо. В тех роликах, в которых он снимался, долгие, нежные и романтичные поцелуи как-то не использовались…

Зато остальной приобретенный опыт он использовал по полной. Ну, когда они добрались до «маленькой квартирки» нрессы, расположенной на шестьдесят четвертом этаже одного из престижных кондоминиумов этого уровня. Судя по реакции Осетты, до сих пор она никогда не встречалась с кавалерами хоть сколько-нибудь соответствующего уровня. Ну да Ник выложился насколько только возможно. Девушка стонала, выла, ее била

крупная дрожь, пробивал пот, прошибали слезы. Она расцарапала ему всю спину и ягодицы и лихорадочно шептала:

— Ты… ты — лучший, лучший! О, боги, о-о-о-о!!!

Ник просто вывернулся наизнанку, чутко улавливая моменты, когда ей хотелось нежности, как и те, когда ей хотелось, чтобы он был с ней груб и необуздан. Он был… разным, но при этом все время настроенным на нее, ловя малейшие оттенки ее настроения. Да уж, вряд ли когда-нибудь до этого у нрессы был такой кавалер. Осетта не произвела на него впечатления женщины, в первую очередь ищущей, так сказать, низменных удовольствий. А следовательно, до встречи с ним ее кавалерами, скорее всего, становились некие «духовно близкие» неумехи, которые, даже при самом большом собственном желании, вряд ли могли хоть сколь-нибудь сравнимо с ним разбираться в тонкостях физиологии женского тела и эмоциональных всплесках женщины на пике интимной близости. У Ника же во всем этом была очень большая практика…

Осетта проснулась уже близко к обеду. Ник встал раньше, и к тому моменту, как девушка раскрыла глаза, успел заказать и сервировать стол в гостиной ее «маленькой квартирки», включавшей в себя еще кабинет, тренажерный зал, пару ванных, гостевую спальню и огромную гардеробную. Ну да, по сравнению с домом, или, скорее, дворцом нри Эминтогрея, с малой частью которого он успел ознакомиться за те два дня, пока ждал отправки в клинику профессора Нэйшела, она действительно могла считаться маленькой. Но только в сравнении с чем-то подобным.

Обед обошелся Нику в тысячу триста сорок лутов, заставив его слегка вздрогнуть от подобных трат. Несмотря на то что сейчас землянин вполне мог себе позволить потратить подобные суммы, его мозги, жестко и безжалостно отформатированные Трущобами, до сих пор ввергали его в дрожь в тот момент, когда он тратил подобные или сравнимые суммы на еду или одежду. Это было слишком много. Тем более, что он-то знал, что еду можно было добыть, скажем, в тех же крысиных тоннелях, а одежду — найти в мусорных кучах. Причем еда, добытая в крысиных тоннелях, удовлетворит потребности тела ничуть не хуже, чем эта, за которую пришлось заплатить такие дикие деньги, а одежда, добытая в мусорных кучах, обогрет и прикроет тело почти с тем же эффектом, что и купленная столь дорого…

— Ник… — едва проснувшись, девушка позвала его.

— Да, милая… — отозвался он, заглядывая в спальню, в дневном свете представлявшую из себя довольно живописное зрелище. Нечто подобное Ник наблюдал только в кино, после сцен обыска. Лицо Осетты озарилось счастливой улыбкой:

— Я испугалась, что ты мне приснился!

Ник ласково улыбнулся, хотя на душе у него скребануло. Черт, он собирался воспользоваться своим романтическим флером в глазах пустоголовой, пресыщенной и избалованной сучки из высшего общества, чтобы на очень широкий шаг приблизиться к осуществлению своей цели, но, к его сожалению, Осетта оказалась совсем не такой. Нет, она была во многом легкомысленной и, чего уж там, избалованной. Но при этом — искренней и чистой. И потому ему было жутко муторно. Чистота и искренность очень редко встречаются в этом мире, и их стоить беречь, а не рушить. Затеянная же им комбинация явно должна была по завершении нанести девушке такой психологический удар, что после него она вряд ли останется такой же чистой и искренней. А возможно, и вообще превратится в озлобленную и циничную суку… К тому же Ника мучила мысль о том, что он, возможно, в настоящий момент просто тупо пролетает мимо своего счастья. Потому что лицо Осетты буквально вспыхивало от радости всякий раз, когда она смотрела на Ника. И землянину вдруг страстно захотелось послать к черту все свои планы, цель и вообще все и без оглядки ринуться в тот океан любви, который плескался во взгляде девушки, обращенном на него. А также напрочь выкинуть из головы Лакуну с его утверждением, что лишь тот, кто сумел отыскать для себя цель, то есть то предназначение, ради которого нечто, наградившее людей жизнью и разумом и позволившее каждому конкретному человеку появиться на свет, только и может считаться человеком.