Земные радости
Шрифт:
Тогда как Бекингем глубоко проник Джону в сердце. Теперь ничто не могло разлучить их. Это не было любовью между мужчиной и женщиной, основанной на различиях, постоянно сражающейся с этими различиями. Это была страсть между мужчинами, которые начинают как равные и как равные прокладывают себе путь к взаимной страсти и взаимному удовлетворению.
Руки Бекингема расслабились.
— Мне необходимо было это услышать, — задумчиво промолвил он. — Это как четкая субординация: я нужен был старому королю, он звал меня «мой верный пес». И брал меня по-собачьи. А теперь ты нужен мне, и ты будешь моим псом.
Шум на палубе усиливался,
— Принеси горячей воды, — велел Бекингем. — Я должен побриться.
Джон кивнул и выполнил обязанности юнги с пьянящим наслаждением. Он стоял рядом с Бекингемом, пока тот сбривал с гладкой кожи темную щетину, держал наготове полотенце, пока тот умывался, а потом подал господину чистую рубаху, жилет и парадный камзол. Бекингем одевался молча, его рука, когда он потянулся за флаконом с духами, дрожала. Он сбрызнул духами волосы, надел шляпу с плюмажем, сияющую бриллиантами, и улыбнулся своему отражению в зеркале. Улыбка вышла пустой и испуганной.
— Я поднимусь на палубу, — заявил герцог. — Никто не посмеет сказать, что я побоялся появиться.
— Я буду с вами, — пообещал Джон.
Они вместе направились к двери.
— Не покидай меня сегодня, — прошептал Бекингем уже у трапа. — Что бы ни случилось, будь рядом. Куда бы я ни пошел.
Традескант понял, что его хозяин боится не просто унижения — он боится ареста. Даже самые любимые фавориты, случалось, умирали в Тауэре после провальных походов. Они оба помнили, как сэра Уолтера Рэли [33] бросили в Тауэр за меньшее.
33
Рэли Уолтер (1552–1618) — английский мореплаватель, организатор пиратских экспедиций, поэт, драматург, историк. Фаворит королевы Елизаветы I. В 1584 году Рэли исследовал территорию Америки вдоль реки Роанок и назвал ее Виргиния в честь Елизаветы I.
— Я не оставлю вас, — заверил Джон. — Если вас заберут, меня придется забрать тоже. Я всегда буду с вами.
Бекингем задержался на узком трапе.
— До подножия виселицы? — уточнил он.
— До петли или топора, — ответил Джон с тем же безрадостным чувством. — Я же поклялся — я ваш душой и телом до самой смерти.
Герцог тяжело опустил руки на плечи Джона, и какое-то мгновение двое мужчин стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Потом, в едином порыве, они слились в объятиях и поцеловались. Это был страстный поцелуй, без нежности, без ласки, будто кусались два диких зверя. Подобного поцелуя не может подарить ни одна женщина. Это был поцелуй мужчин, вместе прошедших через битву, видевших рядом смерть и в своей взаимной страсти обретших силу снова смотреть в лицо опасности.
— Будь со мной рядом, — добавил Бекингем и пошел по трапу на палубу.
Дул холодный утренний ветер; солнце еще не поднялось. Перед ними расстилались пляжи Саутси, за которыми зеленели общинные земли городка. Корабль направлялся к узкому входу в бухту Портсмута. Серые набережные были усеяны людьми, их лица — как белые точки тревоги. Флаги над фортом трепетали от ветра. Традескант не мог рассмотреть, имелись ли среди них королевские штандарты и был ли поднят флаг
Не было пушечного салюта, не играл оркестр, не раздавались аплодисменты. «Триумф», так неудачно названный, недоукомплектованный, побежденный, боком приближался к причалу, словно сам ощущал свой позор.
Джон и Бекингем стояли плечом к плечу рядом с рулевым. Герцог был вызывающе одет в красное с золотом, как победитель, но когда люди на причале увидели его, они издали громкий стон. Бодрая улыбка Бекингема не поколебалась ни на секунду, но он еле заметно повернул голову, как будто желая убедиться, что Джон все еще с ним.
Сходни спустили на берег, и Бекингем великодушным жестом пропустил экипаж вперед. Это был красивый жест, но лучше бы они оба сошли первыми, быстро вскочили на лошадей и ускакали прочь. Потому что снова послышался глубокий стон, за которым наступило полное ужаса молчание. Молчали докеры, молчали семьи матросов и солдат, пока ходячие раненые с трудом поднимались по трапу на палубу. Их лица почти побелели от болезней, если не считать кирпично-красных пятен от солнечных ожогов, одежда была разорвана в лохмотья, сапоги изношены до дыр. Они были полумертвые от голода, руки и ноги покрывали язвы. Нескольких человек вынесли на носилках, таких было очень мало, потому что многие или погибли в трясине, или истекли кровью в агонии по пути домой.
По мере того как солдаты сходили на берег, их разбирали семьи. Кое-кто остался посмотреть, как будут разгружать корабль, но большинство тут же уходили. Жены рыдали над развалинами, в которые превратились их мужья, матери убивались по сыновьям, дети глядели вверх, не понимая, что происходит, они видели внезапно постаревшее лицо, или голову, рассеченную багровым свежим шрамом, или гноящуюся рану и не могли узнать своих отцов.
Толпа уменьшилась совсем ненамного, и только тогда Джон понял, как много людей похоронено в трясинах Иль-де-Ре — более половины семей все еще ждали своих мужчин. Однако никто больше не выходил — все они остались в маленькой французской реке у маленького французского города, как и предрекал Традескант. Почти четыре тысячи семей потеряли отцов.
Если Бекингем и думал о том же, внешне он был спокоен. Рядом с рулевым колесом своего корабля он легко, как танцор, балансировал на носках, подбоченясь и вскинув голову, прямой как скала. Когда с причала неслось оскорбление в его адрес, он поворачивался и смотрел туда, будто не боялся встретиться с обидчиком взглядом; его улыбка была всегда наготове.
— Король не прислал за мной герольда, — прошептал герцог так тихо, что его слышал только Традескант. — Правда, и солдат для ареста тоже нет. Но с другой стороны, нет и глашатая, который бы меня приветствовал. Меня что, игнорируют? Обо мне просто-напросто забыли?
— Держитесь, — подбодрил Джон. — Еще слишком рано. Здесь только бедняки, которые спали на причале или где-то в городе. Лишь они знали о нашем прибытии и прибежали, как только заметили корабль. Сам король может появиться в любую минуту.
Кто-то с причала бросил проклятье, и Бекингем повернулся туда с оживленной улыбкой, словно услышал овации в свою честь.
— Может, — ровным голосом согласился он. — Король может.
— Там! Смотрите! — воскликнул Джон. — Карета, милорд. Они послали за вами карету.