Зеркала и лица Северный Ветер
Шрифт:
– Перестать трясти маму. Ты ей не поможешь.
– Ты не понимаешь, я должна всё исправить! Я должна...
– Ты не можешь ничего исправить, Лили. Нет её среди нас. И папы нет. И... Билла. Не трогай мертвых.
Голос сестры был сух, безжизненен, как ропот гонимой ветром облетевшей листвы.
Мертвые не могли укорять за опрометчиво принятое решение. Но сестра, не говоря ни одного укоризненного слова и укоряла, и обвиняла.
Петуния, стуча острыми каблуками так и не снятых сапог, прошлась по гостиной и, не обращая ни на кого внимания, срывала покрывала с кресел, подходила к телам (как ужасно! Господи, как ужасно даже думать такое о тех, что недавно были самыми дорогими людьми на земле), укрывала их.
Потом села рядом с Биллом, обняла его и положила голову ему на грудь.
Смотреть на это у Лили больше не было сил. Дом, бывший столько лет для неё самым родным и любимым, стал давить её каждым камнем и брёвнышком. Она рванулась к выходу, стараясь убежать от горя, приправленного чувством вины, разъедающими душу.
На парапете крыльца сидела большая полярная сова. Белое оперенье делало птицу похожей на призрак.
Сова крутила головой, и её глаза отдавали зловещей зеленью.
Лили протянула к ней руку, и сова издала тот зловещий звук, от которого ночью в лесу всегда делается не по себе. Свиток из тонкой бумаги удобно лёг в ладонь.
'Прекрасная Огненная Лилия, раз ты читаешь это, значит, уже успела получить мой подарок, в связи с чем выражаю свои соболезнования. Тебе следовало принять моё предложение, тогда бы не дошло до крайнего обмена любезностями.
Правило первое и последнее: воле Темного Лорда не перечат, если не хотят неприятных последствий.
С Рождеством, Эванс.
Лорд Волдеморт'.
Глава 38
Четвёртый труп
Белая сова ухнула перед тем, как расправить огромные крылья и сорваться с места. Через минуту птица растаяла в темноте зимнего неба.
По дому родителей - по её, Лили, дому!
– уже ходили чужие люди. Скоро понаедут маггловская полиция, магические авроры, будут что-то расследовать, суетиться, записывать, выяснять. Нужно что-то им говорить...
Всегда нужно что-то говорить. А что сказать? Как вообще можно говорить, когда дышишь едва-едва? Да и зачем? Слова - пустота, мусор, фальшивая обертка, существующая для сокрытия мыслей.
Что говорить, когда те, кого любишь больше всего - мертвы?
Как только сердце может продолжать стучать? Почему оно не разорвалось от боли?
'Если бог на свете?' - мятежно думала Лили.
Если он есть, как возможно, чтобы гибли хорошие, ни в чем неповинные люди, а злые - торжествовали? Где справедливость?
Она, Лили, была хорошей, сопротивлялась злу, всей душой верила в добро, тогда почему Бог допустил чтобы такое случилось с её родителями - хорошими, честными людьми?
Если служение добру не защищает от зла, не даёт уверенности в незыблемости мира - к чему оставаться добрым и праведным, зачем за добро бороться?
Господи, за что ей такое - стоять над остывающими телами родителей и сатанея, понимать, что это её и только её вина?
Нужно было сказать Тому Реддлу: 'Да'.
Просто сказать 'да' - и они были бы сейчас живы.
Лили подняла лицо к небу, стараясь хоть на секунду заставить терзающую душу боль угаснуть, но словно раскалённая лава текла по жилам. Боль не уходила. Пламя, бушующее в её душе, разгоралось всё сильнее.
А с неба неспешно, мягко кружась, летели пушистые снежинки. Равнодушные и к горю, и к радости, безмятежные и чистые. Невинные, белые. Такие белые и сверкающие в темноте ночи. Зачем они падают? Чтобы время смешало их с грязью, растопило, уничтожило?
Ноги подкосились и Лили осела на землю, не чувствуя, как под ней плавится снег, мгновенно превращаясь в липкую, пачкающуюся грязь.
– Лили?.. Посмотри на меня. Просто посмотри. Ты меня слышишь? Ты в порядке?
Джеймс?..
Зачем он здесь? Что ему от неё нужно? Ох уж этот вездесущий Джеймс Поттер.
– Ты в порядке?
– повторял он, не давая потеряться в бесконечно кружащейся метели.
– В порядке?!
– вскинулась Лили.
Ей сейчас было всё равно, на кого вскидываться.
– Как я могу быть в порядке? Он убил их! Просто взял и убил! Стряхнул, как муравьёв, без ненависти, равнодушно, походя. И теперь этого уже не исправить. Никакими дьявольскими заклинаниями, чертовыми зельями, нашей магией ничего уже не исправить! Мои родители мертвы. Знаешь, что это значит? Это значит, что я никогда больше не услышу их голоса, не увижу их лиц. Их нет. Их нигде нет, чтобы там не лгали о рае и аде, на самом деле после смерти ничего нет. Их нигде нет! А всё почему?.. Потому, что какому-то ублюдку-чернокнижнику показалось, что я, видишь ли, недостаточна с ним почтительна! Если бы у меня не оказалось этого проклятого магического дара, за который меня в вашем Хогвартсе презирают такие, как твой драгоценный Сириус, папа и мама прожили ещё много-много лет и, возможно, умерли бы от старости в своей кровати. Пошли бы на пенсию, путешествовали, нянчили внуков. Но этого не будет. Этого у них не будет! Ничего у них уже не будет только потому что их дочь - долбанная волшебница! А ты спрашиваешь - в порядке ли я? Ни хрена я не в порядке! И никогда уже не буду в порядке, будь оно всё проклято!
До Лили дошло, что Джеймс стоит на коленях, в грязи, вместе с ней. Рядом. И терпеливо сносит то, как она истерично лупит его кулаками куда не попадя, размазывая грязь по его всегда тщательно отглаженной щегольской мантии, в которой если небрежность и допускалась, то только тщательно продуманная.
Лили подняла взгляд и прочла в карих глазах Поттера отголоски собственной боли.
– Как я буду жить без них, Джеймс?
Закрыв рот ладошкой, Лили беспомощно подалась вперёд, пряча лицо у него на груди.
Она отчаянно пытаясь сохранить остатки быстро улетучивающегося тепла, но северный ветер задувал слишком сильно.
Джеймс согревал её руками, губами, всей душой. Гладил успокаивающе по волосам и ладонь его была такой тёплой.
– Ты не одна, Лили. Ты не одна. Я с тобой, - шептал он ей в волосы.
– Посмотри на меня.
Лили послушно подняла глаза.
– Я уничтожу его. Уничтожу Темного Лорда. Даю тебе слово. Мы отомстим ему вместе - ты и я.
***
Желтая полицейская лента перегораживала гостиную в доме Эвансов, отделяя пространство, где можно было находиться живым от пространства, где упокоились мертвые.