Зеркала и лица Северный Ветер
Шрифт:
Лили в детстве, подобно многим другим девочкам, обожала сказку про Золушку. И только теперь поняла, что сказка эта не о счастье - о трудной женской доле. Попробуй-ка всю жизнь походить на высоких каблуках, в корсете да в кринолине во имя любви? По сути, как Золушка была рабыней, так ею и осталась. Просто сначала угождала ненавистной злой мачехе, потом стала угождать любимому мужу. Что в лоб, говорится, что по лбу. Разница не особая.
Принцессой нужно родиться, а если ею не рождён, то и не стоит...
Парча и корона -
Тяжелая ноша.
И быть королевой
Девчонка не хочет...
Лили понимала, что миссис Поттер проявляет заботу о ней потому, что видит в ней будущую невестку. Мистер Поттер чертовски добр и снисходителен по той же причине.
Родители Джеймса мирятся с выбором сына. Не то, чтобы они были сильно рады ему, но - мирятся. Они же люди широких взглядов, как-никак. А она, к тому же, тут вся такая несчастная-разнесчастная.
А безупречно прекрасный Сириус Блэк? Неизменно весь такой вежливый и насквозь, по-блэковски, надменный?
Каждый раз, стоит Лили поймать его взгляд, она читает в нём: 'Добилась своего. Окрутила, таки, Поттера. Теперь, когда ты такая бедная и беззащитная, он тебя точно не бросит'.
А Лили перспектива стать хозяйкой Поттер-мэнора не вдохновляла - в чем грешна, в том грешна.
Домовиха Урсула завершила её туалет, Лили поблагодарила её и поспешила спуститься к завтраку.
В зеркало она старалась не глядеть. Всё равно оттуда посмотрит незнакомка к которой Лили так пока ещё и не успела привыкнуть.
Внизу, в столовой, Лили дожидались Карлос и Джеймс Поттеры. Компанию им составлял Сириус Блэк. Дорея Поттер предпочитала завтракать у себя в комнате. Лили бы тоже предпочла, но незамужней девушке завтракать в спальне не полагалось.
Стол был украшен цветами. Фарфор, серебренные столовые приборы. Сказка. Сказка, да и только.
После завтра Лили пошла гулять в парк, где лежали шапки белого снега. Она нарочно выбирала уединенные тропинки, ей не хотелось ни с кем встречаться и ни с кем говорить. Душа просила уединения.
Впрочем, Поттеры, чутко чувствующие её настроение, не спешили нарушить её одиночество. И Лили петляла по тропинкам лабиринта, пока не замёрзла.
По веткам прыгали птички. По небу скользили облака. Душа её и сердце наполнялись горьким спокойствием.
'Когда всё закончится, - думала Лили, - какой я буду? Каким мне станет казаться этот мир?'.
Джеймс говорил, что Лили не должна думать о мести. Интересно, как это можно сделать? Стоит ей вспомнить физиономии Беллы или Розье, как кровь вскипает в её жилах, превращаясь в яд.
Если не о мести, то о чём же тогда ей думать после всего случившегося?
Конечно, Лили не сможет дотянуться до Волдеморта, не сможет причинить ему даже десятой боли от той, что он заставил пережить её.
Но она не только может - она должна сделать всё возможно, чтобы спасти других людей от этого сумасшедшего.
Как говорила Петуния? Затишье временное, нужно отдышаться. А потом - в бой. Не для мести. Для того, чтобы было меньше смертей.
***
Каждый день, прожитый после смерти родителей, Лили записывала себе в копилку, в зачёт - один, другой, третий. Первоначально думалось, чем больше дней пройдёт, тем легче станет дышать.
Не становилось...
Потерять близкого человека всё равно, что приобрести контузию - боль никогда по-настоящему не проходит. Ты учишься жить с ней, терпишь, когда она обостряется перед дождем, радуешься, когда она, наконец, затихнет, иногда о ней забываешь, но полностью здоровым уже никогда не будешь.
Почти каждую ночь всё повторялось сначала - они приходили домой, Вальпургиевы Рыцари, убивали родителей и письмо Волдеморта вспыхивало в руках.
А по пробуждении Лили снова охватывало чувство полнейшей безнадёжности.
– Тебе здесь плохо?
– спросил её Джеймс, застав одну в гостиной с книгой в руках, где Лили тщетно пыталась читать.
– Что-то ты совсем погасла, златовласка.
– Мне сейчас везде будет плохо, - уклончиво ответила Лили.
– Мама считает, что тебе нужно время, чтобы этим переболеть.
– Я не знаю, удастся ли этим переболеть, Джеймс. Но я определённо будут учиться с этим жить.
– Рискну предположить, что мама, всё-таки, неправа. Тебе нужно не переживать, а заняться делом. Общественно полезным...Сидя часами в этом кресле ты совсем зачахнешь, - пожал плечами Джеймс.
– Кстати, Грюм хотел тебя видеть.
– Я не против встретиться. Грюм, правда, никогда мне особенно не нравился, но возможно сейчас нам удастся с ним поладить. И Грюм определённо лучше, чем Дамблдор.
– По мне, так Грюм путевый парень. Согласен, куда более путёвый, чем старый лис Дамблдор.
– Ты ему доверяешь?
– Грюму?
– уточнил Джеймс.
– Или Дамблдору? Интересно, чем тебе не угодил наш директор?
– Он гомосексуалист.
– И что? Ты не доверяешь гомосексуалистам?
– Я не хочу их знать.
Джеймс тихо засмеялся:
– Лили, ты не устаешь меня удивлять. Я думал, у тебя более широкие взгляды. Разве человек не имеет право на...
– Я предпочитаю держаться от таких людей подальше. Имеешь что-то против?
Джеймс снова пожал плечами:
– И что ты предлагаешь? Поддержать Волдеморта потому, что его сексуальные пристрастия не вызывают у тебя таких нареканий, как предпочтения Дамблдора?
– Я буду работать в команде Грюма. Но я не хочу сотрудничать с Дамблдором.