Зеркала и лица: Солнечный Зайчик
Шрифт:
– Да что могут знать о счастье выродки вроде тебя?!
Белобрысой кукле удалось зацепить Лили за живое. Возможно, потому, что в её словах была правда. Лили и сама столько раз думала об этом.
Когда это Нарцисса успела достать палочку, Лили не заметила. Да и заметила бы, толку, честно говоря, все равно было бы мало.
– Импедимента!
Прежде чем отлететь к стенке, девочка инстинктивно ухватилась за руку противницы, и они вместе врезались в кирпичную кладку; та провернулась, открывая за собой пустоту.
Отчаянно вереща, слизеринка и гриффиндорка полетели вниз, в темноту.
Резкая, разрывающая боль заставила Лили истошно закричать – что–то острое застряло в левом боку, пробив хрупкое тело насквозь.
От боли мутилось сознание, но одно Лили осознавала, даже утопая в алом облаке страданий и агонии – на этот раз она влипла серьезно.
– Помоги, – попыталась прошептать Лили в расплывающееся лицо склонившейся к ней слизеринки, – пожалуйста, помоги…
Губы казались чугунными, так сложно было заставить их двигаться. Что–то булькало в горле, увлажняя рот. Мокрое, вязкое, неприятное. Тело обнимал холод. Хотелось оказаться за тысячу миль отсюда, и чтобы разрывающая тело боль только приснилась, чтобы на самом деле ей, Лили Эванс, ничего не угрожало.
Зрение мутилось. Единственное, за что ещё цеплялось сознание – светлые волосы, похожие на рождественский снег. Словно блики света в непроглядной тьме.
– Помоги…не оставляй…
Как же больно! Неужели она, Лили Эванс, умрет? Нет, нет, нет, нет, нет! Она слишком молода, чтобы провалиться в темноту, в которой никогда не будет света.
Боль сделалась непереносимой, смывая последние остатки сознания. Лили заметалась, стараясь высвободиться, точно попавшее в капкан животное, отчего жжение в левом подреберье усилилось.
– Не двигайся, – Нарцисса старалась прижать плечи мечущейся в агонии гриффиндорки. – Ты же только делаешь хуже! Пожалуйся, Эванс, лежи смирно… пожалуйста… Кто–нибудь, да помогите же!!!
Лили не удивило, что рядом с ними возникли белые лица Лягушонка и Люпина.
– Поттер? Поттер, быстрее. Она вот–вот обернётся, тогда штырь окажется в сердце, – непривычно быстро сыпал словами мальчик с волчьими глазами.
Лили затихла, с надеждой и верой глядя в бледное, покрывшееся испариной лицо со съехавшими набок очками.
– Не хочу умирать… – заплакала Лили, – Джеймс, мне так больно… сделай что–нибудь, Джеймс…
– Рем?
Лили не осознавала, что горячие руки на её плечах принадлежат не Лягушонку, а Люпину. Сознание не отмечало нечеловеческой, недетской силы, с которой желтоглазый мальчик прижимал её тело к каменным плитам.
– Джеймс, если у тебя не получится…?
– Получится!
Лили почувствовала себя ещё хуже, хотя казалось, что уже некуда. Тело снова стало «пузыриться». Боль и жжение усилились.
– Давай, Джеймс! – зарычал Люпин. – Сейчас, или будет поздно! Он войдет ей в сердце!
– Акцио, кол!!!
Казалось, в грудной клетке взорвалась бомба. Боль была ослепляющей. Лили поняла, что умирает.
«Ты же обещал, что все будет хорошо! Ты обещал!», – хотелось крикнуть ей.
– Империо! Ничего не чувствуй.
Все стало безразличным, далеким, ненужным. Лили словно плыла в белом тумане, её мягко уносило течением.
Чья–то рука сжимала её руку. Удерживала, не давая окончательно раствориться в белом безразличии.
– Не закрывай глаза, смотри на меня, Лили. Лили, только не умирай… только не умирай…
Проваливаясь в беспамятство, Лили продолжала чувствовать, как её удерживает рука Джеймса.
Глава 22
Лазарет
Ещё не открыв глаза, Лили почувствовала непередаваемое блаженство. Она была жива! И судя по тому, как комфортно телу, в полной безопасности.
Приподняв ресницы, девочка обнаружила, что купается в свете. Солнечные лучи врывались в высокие узкие готические окна, насквозь пробивая длинную галерею лазарета, уставленную кроватями, одерживали безусловную победу над тенями и сумерками. Преломляясь в графине с водой на прикроватной тумбочке, свет дрожал на стене, прыгал по ней солнечными зайчиками. В длинной золотой полоске танцевали крохотные пылинки.
Глаза гриффиндорки распахнулись от удивления – на высоком табурете, стоящем у кровати, сидела Нарцисса Блэк. Длинные платиновые волосы девочки, заплетённые в две косы, ярко сверкали. Еле заметная улыбка дрожала на губах, маленькие ручки были чинно сложены на коленях одна на другую. Слизеринка склонила голову чуть набок, тоненькое тело неуловимо покачивалось. Создавалось впечатление, что достаточно легкого сквозняка, чтобы поколебать его равновесие. Большие синие глаза на белом лице казались совсем темными.
– Я рада, что ты пришла в себя, гриффиндорка, – мягко сказала Нарцисса.
«Ты, видимо, обо мне сильно беспокоилась?» – просилось с языка.
Но Лили смолчала. Не хотелось сразу же нарываться на ссору.
– Это просто случайность, что пострадала ты, а не я, – все тем же непривычным мягким голосом проговорила слизеринка.
– Судьба выбирает, – ответила Лили, – не мы.
Взгляды девочек скрестились.
– Помнишь, ты спрашивала о Севе? Его не было с нами потому, что он вернулся к Малфою, – девочка едва заметно нахмурила фарфоровый лобик. – Нужно было стереть ему память. Люциус не должен был помнить о несуществующей встрече с Беллой.
Лили понимающе кивнула. Нарцисса едва уловимо пожала плечами:
– Отсутствие кусочков памяти после бурной ночи не слишком–то его насторожило.
– Он тебе нравится? – неожиданно спросила Лили.
– Малфой? – младшая из Блэк и бровью не повела. – Или Снейп?
– И тот, и другой, раз уж ты спрашиваешь.
Нарцисса неопределённо улыбнулась:
– Мне пора идти, – поднялась она с табурета. – Поправляйся.
– Блэк? – позвала Лили.
– Да? – охотно откликнулась Нарцисса.