Зеркала и лица: Солнечный Зайчик
Шрифт:
– Слушай, как шумит ветер! – цитировала, смеясь, Лили. И сердце её проваливалось в бездну, чтобы в следующую секунду оказаться подброшенным вверх, будто мячик. Было сладко и жутко. – Дай мне его почувствовать! Он прямо оттуда – с вересковых полей!
– Совсем чокнулась? – ухмылялась Петуния, одаряя младшую сестру снисходительной улыбкой.
– Я – горю! – с вызовом громче кричала Лили, дразня сестру. – Я полудикая, смелая и свободная! И я всегда буду смеяться в ответ на обиды, а не сходить из–за них с ума! – Лили показала Петунии язык. – Пусть всегда будет ветер!
– Дура ты, Лили Эванс, – солнце било Петунии в глаза, и она прикрывала глаза козырьком из ладошки.
– Да ну тебя, Петуния Эванс! – Лили села, наконец, на сидение, дав качелям затормозить. – Ты невыносимо скучное существо.
– Я разумное существо.
– Скучное, Петуния! Скуч–но–е.
– Держись, Лил! Не дури! У тебя и так в башке ветер, а если ты сделаешь в ней дырку, сквозняк усилится.
Лили снова принялась раскачивать качели.
– Лили, перестань! – закричала Петуния.
Цепочки подозрительно стонали. Но Лили только смеялась.
– Перестань, я тебе говорю!
Лили смеялась.
Странное чувство охватило её – уверенность, что небо не предаст, осенний воздух подхватит, подстрахует. Она – бессмертна! Выше, выше, выше!
С замиранием сердца, сама не ведая, что творит, Лили отпустила руки, раскинув их в стороны, как птица. Ей показалось, что качели ушли вниз, а она осталась парить в воздухе. Ветер обдувал щеки, развевал волосы того же оттенка, что и кленовые листья – золото с легким вкраплением алых искорок.
– Лили! – выдохнула Петуния.
Не переставая смеяться, девочка поняла, что действительно парит в воздухе, в полуметре от земли. Качнувшись вперёд, чтобы подлетевшие сзади тяжелые качели её не ударили, Лили медленно и изящно опустилась на землю.
– Как я тебя, Туни?! – сощурила зеленые глаза Лили. – Поймала я на сегодня своего Солнечного зайчика?
Обескураженная Петуния лишилась дара речи.
– Я ещё и не так могу! – Лили отступила на шаг и снова раскинула руки, запрокидывая голову и глядя в ясные небеса.
– Я просилась обратно, – цитировала Лили, смеясь. Словно в танце вертелась она на месте. – Рай не был моим домом. Ангелы рассердились и сбросили меня на землю!
Листики, устилающие землю, дрогнули и зашуршали, словно подхваченные ветром, а потом, будто капли воды в невесомости, медленно воспарили над землей, вращаясь и чуть покачиваясь.
– Они сбросили меня прямо в заросли вереска. И там я проснулась, рыдая от радости!
– Ты сумасшедшая, Лил! – в голосе Петунии звучали одновременно ужас и восхищение. – Как ты это делаешь?!
Лили Эванс перестала кружиться, зачарованно глядя, как листочки, словно золотые рыбки, словно искусственные снег в рождественском яйце, плавают вокруг неё.
– Это красиво! Красиво! Правда, Туни?
Во взгляде сестры Лили чудилось что–то, похожее на запахи осенних костров. Печаль. Горечь. Какая–то непонятная обреченность.
Руки девочки упали вниз, словно невидимый кукловод перерезал ниточки.
Листья с легким шуршанием осыпались на дорожку…
***
Сгребать опавшие листья вменялось Лили и Петунии в обязанность. Петуния, в силу своего характера, была исполнительна и выполняла любую работу.
А у Лили получалось работать хорошо только тогда, когда ей это нравилось. Если не было волшебной волны, несущей её, точно пылинку, все валилось из рук. Чтобы дело спорилось, ей обязательно нужно было испытывать душевный подъем, похожий на влюбленность.
Лили нравилось сгребать охапки ярких листьев. Даже когда они темнели от влаги, или, наоборот, высыхали до такой степени, что становились похожим на пепел. Все равно нравилось. Приятно чувствовать, как грабли, словно расческа, проходятся по волосам матери–земли. Чем–то это напоминало танец. Есть ритм, есть рисунок.
Окно на кухне, где сидели мама и зашедшая к ней в гости миссис Кингсли, было открыто. И Лили притихла, прислушиваясь к разговору:
– О, Роза, вам повезло, что все обошлось!
– Да что вы такое говорите? – в голосе матери звучала тревога.
– У этого Снейпа ужасная репутация. Ужасная!
– Мне он не показался таким уж плохим человеком. Неотесанный, конечно…но, по–моему, честный человек.
– В свое время Снейпам принадлежала Проклятая мельница…
Миссис Эванс тихо охнула.
– А прадед нынешнего Тобиаса заправлял здесь всем. Ему принадлежал и ткацкий завод, на котором работали наши деды. Он все продул, вот что я вам скажу. Спустил на любовниц. Менял одну за другой, как перчатки, пока не оставил кровных наследников ни с чем. С носом, что говорится, – неприятно посмеиваясь, говорила соседка – Снейпы все такие – высокомерные, заносчивые. Сынок–то его, Жорж Снейп, повесился. Прямо на мельнице. Говорят, с тех пор его призрак так и живет там. Уж кто только мельницу ни покупал, а кончилось тем, что пришло все в запустение.
– В каждой семье своим трагедии.
– Снейп помог вашим крошкам. Но своего парня Тобиас гнобит почем зря. Не раз видела, как он избивал мальчишку. А тот болезненный, тощий, в чем душа держится! Миссис Снейп хоть бы раз вступилась! А ведь какую леди из себя корчит. Что ты, фу–ты, ну–ты! – миссис Кингсли понизила голос, – Я бы на вашем месте, миссис Эванс, за девочкой–то лучше приглядывала. Говорят, жена Снейпа – ведьма…
– Прошу вас, миссис Кингсли! – твердо потребовала мать. – Неужели вы, такая образованная женщина, верите в подобную чепуху?!