Зеркальное отражение
Шрифт:
Худ посмотрел на Роджерса. Подняв голову, тот встретился с ним взглядом. Увидев в глазах генерала гордость и беспокойство, Худ понял, какая сила связывает этих людей – прочнее любви, крепче брачных уз. И он позавидовал этой связи, даже сейчас, когда она причиняла Роджерсу столько тревоги.
"Особенно сейчас, – подумал Худ. – Так как эти страхи делают связь еще крепче".
Затем снова послышался голос Хонды, и в нем прозвучали интонации, которых не было раньше.
Глава 68
Вторник, 16.54, Санкт-Петербург
Расстояние
Пегги понимала, что женщина преследует ее. И у нее обязательно должно быть прикрытие – еще один человек, который наблюдает за ней и докладывает руководителю операции. И этот человек, возможно, находится прямо здесь, в Эрмитаже, с согласия генерала Орлова или вопреки ему.
Пегги остановилась перед полотном кисти Тинторетто, просто чтобы выяснить, как поступит ее преследователь. Она пристально посмотрела на нее, словно разглядывая отпечаток пальца в лупу.
Женщина задержалась перед картиной Веронезе. В ее поведении больше не было игры. Она остановилась резко, привлекая к себе внимание, показывая Пегги, что следит за ней. Возможно, мелькнула у Пегги мысль, женщина рассчитывает, что она впадет в панику.
Наморщив лоб, Пегги лихорадочно размышляла, обдумывая и отвергая различные варианты, от того, чтобы захватить в качестве заложника картину, и до того, чтобы устроить пожар. Подобные действия только привлекут сюда дополнительные силы, сделав шансы на бегство еще более призрачными. У Пегги даже мелькнула мысль добежать до телевизионной студии и сдаться на милость генералу Орлову. Но она быстро отвергла ее: даже если Орлов и выразил готовность устроить шпионское "совещание в верхах", обеспечить ее безопасность он не сможет. Кроме того, первый урок, который постигают разведчики, заключается в том, что ни в коем случае нельзя попадать в замкнутые помещения, а подвалы Эрмитажа – это уже не просто замкнутое помещение, а самый настоящий гроб, закопанный в землю.
Однако Пегги понимала, что долго ей бежать не дадут: теперь, когда их с Джорджем обнаружили, будут перекрыты все выходы, затем коридоры и, наконец, галереи. И тогда она окажется взаперти. А Пегги не собиралась позволять русским самим определять время и место ее встречи с ними.
Главное – хоть на несколько минут вывести их из игры, чтобы уйти самой или хотя бы отвлечь внимание от рядового Джорджа. А для этого лучше всего начать с "любительницы искусства", которая преследует ее по пятам.
У Пегги мелькнула мысль, а что, если сдаться этой женщине, так, чтобы от этого предложения нельзя было отказаться, – до того, как подоспеет подкрепление.
Резко отвернувшись от Тинторетто, Пегги быстрым шагом, почти бегом направилась к главной лестнице.
Женщина поспешила следом за ней, тоже переходя на бег.
Завернув за угол, Пегги оказалась на величественной лестнице, отделанной желтым мрамором, с двумя рядами колонн, поднимающихся с первого этажа. Глядя себе под ноги, она стала пробираться сквозь плотную толпу
И вдруг на полпути Пегги оступилась и упала.
Глава 69
Вторник, 23.55, неподалеку от Хабаровска
За две минуты до того, как Скуайрс собирался остановить состав, русский офицер попросил:
– Sigaryet?
Остальные "бомбардиры" находились в глубине кабины, собирая снаряжение. Скуайрс посмотрел на пленного.
– Мы не курим, – сказал он. – Мы – новая армия. У тебя есть сигареты?
Русский его не понял.
– Sigaryet? – повторил он, указывая подбородком на левый нагрудный карман.
Состав начинал делать плавный поворот. Скуайрс, надев очки ночного видения, подошел к окну.
– Ньюмайер, – распорядился он, – посмотри, сможешь ли ты ему помочь.
– Будет исполнено, сэр, – ответил рядовой.
Оставив раненого сержанта Грея в углу, Ньюмайер склонился над русским. Засунув руку в нагрудный карман гимнастерки, он достал потертый кожаный кисет с табаком, перетянутый широкой резинкой. Под резинку была заткнута также большая стальная зажигалка с портретом Сталина и выгравированной надписью по-русски.
– Наверное, досталась по наследству, – заметил Ньюмайер, изучая надпись в тусклом свете.
Раскрыв кисет, он нашел внутри несколько готовых самокруток, достал одну и подал ее пленнику. Русский офицер втянул самокрутку в губы и прикурил.
Закрыв зажигалку, Ньюмайер засунул ее под резинку.
Никита выпустил носом две струйки дыма.
Ньюмайер нагнулся к нему, чтобы убрать кисет. В это самое мгновение Никита внезапно согнулся пополам, ударяя Ньюмайера лбом в лицо.
Застонав, Ньюмайер отлетел назад и выронил кисет. Усевшись на полу, русский торопливо запихнул кисет и зажигалку в зубчатую шестерню контроллера. Затем, в тот самый момент, когда Ньюмайер запоздало бросился на него, Никита быстро толкнул железный рычаг до отказа вперед.
Состав снова начал набирать скорость. Шестеренка зажевала кожаный кисет, раздирая его в клочья. Стальная зажигалка застряла между двумя зубцами, сливаясь с ними в изуродованные объятия.
– Проклятие! – выругался Скуайрс, когда Ньюмайер отлетел назад, зажимая лицо.
Подскочив к контроллеру, подполковник попытался вернуть его в противоположное положение, но стальные шестеренки застыли намертво.
– Проклятие! – повторил Скуайрс.
Оглянувшись, он перевел взгляд с русского на Ньюмайера. На лице русского не было торжества; его отрешенный взор был устремлен вдаль. Ньюмайер потирал скулу, на которой начинал наливаться отвратительный синяк. Он стоял на четвереньках, прижимая русского коленом к полу, и у него на лице было написано отвращение к самому себе.
– Сэр, я очень сожалею, – виновато пробормотал Ньюмайер.
"Черт! – подумал Скуайрс. – Этот сукин сын русский сделал то самое, что сделали бы на его месте и мы, и сделал это хорошо".
И теперь потерявший управление состав набирал скорость. Описав поворот, он вышел на последний прямой участок, ведущий к мосту. Времени на то, чтобы вытащить Грея и русского и спрыгнуть самим до того, как состав достигнет ущелья, уже не было. А меньше чем через две минуты паровоз взлетит на воздух.