Зеркальные очки
Шрифт:
У Кремня прекрасная, натренированная в жестокой школе выживания память — он многое впитывает. Но от каждой тропинки, по которой он следует, через несколько шагов ответвляется другая, которая, в свою очередь, разделяется, и получившиеся третьи производные дают начало новым, не менее важным, чем изначальный, путям…
Однажды Кремень чуть было не захлебнулся, когда бандиты избили его до бесчувствия и оставили валяться в канаве, а начался дождь. Теперь ему вспоминается это ощущение.
Верная Юнь кормит его по три раза каждый день. Ее присутствие до сих пор
Однажды он замечает таблетку на подносе с обедом и спрашивает Юнь, что это.
— Мнемотропин, способствует активности долговременной памяти, — отвечает она. — Я подумала, тебе пригодится.
Кремень жадно проглатывает лекарство и отворачивается к тихо ворчащему дисплею.
Теперь каждый день таблетку подают за обедом. После приема его мозг словно расширяется в объеме. Воздействие настолько мощно, что ему кажется: он может впитать в себя весь мир. Тем не менее каждый вечер, когда он наконец заставляет себя остановиться, возвращается чувство недостаточности сделанного.
Проходят недели. Он не написал ни слова для Элис Цитрин. Что он понимает? Ничего. Как может он судить мир, проявить такую глупую спесь? Как долго она будет терпеть, перед тем как вышвырнуть его за шкирку на холодную улицу?
Кремень закрывает лицо ладонями. Машина-насмешница изматывает его непрекращающимся поносом из бесполезных фактов.
Рука легко ложится на его вздрагивающие плечи. Кремень упивается сладким ароматом Юнь.
Он хлопает по выключателю терминала тыльной стороной руки так сильно, что она болит. Благословенная тишина. Кремень поднимает глаза на Юнь.
— Я ни черта в этом не смыслю. Почему она меня выбрала? Даже не знаю, с чего начать.
— Кремень, я молчала, поскольку мне было велено ни в коем случае не пытаться тебя направлять. — Она присаживается на подушку рядом с ним. — Но не думаю, что рассказ о собственном опыте можно расценивать как вмешательство. Лучше бы ты ограничил область исследования. Мир слишком велик. Элис не ждет от тебя понимания в полном объеме, необходимы лаконичные и понятные выводы. Но обобщить целый мир не так-то просто. Мне кажется, ты подсознательно понимаешь, чего она от тебя ждет. Элис сама намекнула во время нашей встречи.
Кремень возвращается к тому дню, прокручивает запись встречи с суровой пожилой женщиной. Ее черты заслоняют собою черты Юнь.
«…плохо или хорошо то, что я создала», — отдается у него в голове фраза.
В глазах Кремня словно полыхнул оптический перегруз. Озарение наполняет его облегчением. Конечно же, тщеславной и властной женщине ее жизнь представляется доминантой нового времени, красной нитью, пронизывающей историю, с разбросанными по ней, подобно бисеру, узлами важных решений. Насколько проще разобраться в одной жизни, чем в целом мире! (По крайней мере, сейчас он так считает.) Это, пожалуй, ему под силу. Составить схему жизни Цитрин, последствий ее деятельности, волн, расходящихся от трона. Кто знает, может быть, действительно выйдет архетип?
Кремень издает безмолвный крик восторга и обнимает Юнь. Она не сопротивляется, и они вместе падают на диван.
Ее губы теплы и податливы. Ее соски, кажется, прожигают одежду и кожу. Его нога крепко зажата меж ее бедер.
Вдруг он отстраняется, слишком отчетливо представляя себя — тощего изгоя из городской канализации с ужасными глазами.
— Нет, — произносит он горько, — я не могу тебе нравиться.
— Тише, — успокаивает она, — тише.
Ее руки на его лице, она целует его в шею, позвоночник словно плавится: он валится на нее снова, не в силах противостоять желанию.
— Ну и дурень же ты, умник, — шепчет она после, — прямо как Элис.
Но он не задумывается над смыслом ее слов.
На крыше Цитрин-Тауэра расположилась посадочная площадка для фаэтонов — суборбитальных летающих аппаратов, используемых топ-менеджерами компаний. Кремень считает, что за время добровольного заточения изучил все доступные факты из биографии Элис Цитрин. Теперь ему необходимо выбраться в реальную жизнь, прочувствовать, увидеть воочию людей и обстоятельства.
Юнь предупреждает Кремня, что перед полетом им необходимо поговорить с Джеррольдом Скарфом.
В небольшом зале отлетов, среди нежно-белых гофрированных стен и пластиковых кресел, происходит встреча.
Скарф — начальник отдела безопасности «Цитрин текнолоджис» — некрупный, жилистый мужчина с непроницаемым лицом. Его внешность, от депилированного и татуированного черепа до ботинок, производит на Кремня впечатление исключительной эффективности. На груди у него значок-эмблема «ЦТ»: красная спираль с указывающей вправо и вверх стрелкой на конце.
Юнь приветствует Скарфа как старого знакомого и спрашивает:
— Ну что, нам зеленый свет?
— Ваш план полета весьма обширен. — Скарф помахивает тонким листом бумаги. — Так ли уж необходимо мистеру Кремню посещать места вроде Мехико?
Кремень удивлен беспокойством Скарфа по поводу такого малозначительного незнакомца, как он. Юнь ловит его взгляд и поясняет:
— Джеррольд — один из немногих, кому известно, что ты действуешь в интересах лично госпожи Цитрин. Естественно, он полагает, что, если мы попадем в беду, расхлебывать придется «Цитрин текнолоджису».
— Я не ищу неприятностей, мистер Скарф. Я лишь хочу выполнить свою работу.
Джеррольд вглядывается в Кремня не менее пристально, чем сканирующие устройства на входе в святая святых Элис Цитрин, и обозначает положительный результат негромким хмыканьем.
— Ваш пилот ждет вас. Счастливого пути.
Вырвавшись из объятий тяготения выше, чем когда-либо, чувствуя себя богатым и необузданно свободным, держа правую руку на левом колене Юнь, Кремень размышляет о жизни Элис, о зарождающемся собственном понимании ее значения.