Зеркальные очки
Шрифт:
Кремню кажется, что его разум и тело буквально распадаются на кусочки. Почему Скарф говорит ему все это? И что с Юнь? Он выдавливает из себя ее имя.
— Она мертва, мистер Кремень. Когда нападавшие занялись ею вплотную, она приняла имплантированный яд.
Так и лилии увядают с приходом холодов.
Носильщики доставили его в госпиталь, где Кремня перекладывают в койку и обрабатывают повреждения.
— Мистер Кремень, — продолжает Скарф, — я настаиваю, чтобы вы прослушали одну запись. Это очень важно и займет не более минуты.
Кремень уже ненавидит назойливый
Говорит Элис Цитрин.
— Плоть от плоти моей, — начинает она, — ты мне ближе, чем сын. Ты — единственный, кому я могу довериться.
Отвращение накатывает на Кремня; он наконец осознал, кто он такой, и все стало по местам.
— Ты слышишь это после моей смерти. Значит, все то, что я построила, теперь твое. Я заплатила людям, чтобы гарантировать это. Теперь твоя очередь обеспечивать их преданность. Надеюсь, наши беседы помогли. Если нет — тебе потребуется даже больше удачи, чем я сейчас пожелаю… Прости меня, пожалуйста, за то, что бросила тебя в Брунглях. Хорошее образование — весьма важно, а, мне кажется, ты получил лучшее. Я всегда наблюдала за тобой.
Скарф выключает кассету.
— Каковы будут ваши указания?
Кремень раздумывает мучительно медленно, пока кто-то занимается его ранами.
— Просто разберитесь с этим говном, мистер Скарф. Разберитесь с этим сраным говном.
Но, еще произнося эти слова, Кремень понимает, что разбираться придется не Скарффу.
Разбираться придется ему самому.
77
Пер. С. Красикова.
Писать в соавторстве — добрая традиция фантастического жанра. Отнюдь не чужды этой традиции и киберпанки: для авторов, настолько сплоченных общностью идей, это вполне логичный шаг. Когда наши голоса сливаются в хор, Движение будто говорит собственным голосом.
Завершают «Зеркальные очки» два совместных рассказа.
«Красная звезда, зимняя орбита» (1983) — единственный к настоящему моменту текст, написанный в соавторстве Уильямом Гибсоном и Брюсом Стерлингом, центральными фигурами киберпанка. Рассказ этот — хорошая иллюстрация и киберпанковского мировоззрения в целом, и характерного для авторов внимания к деталям, любовно выписанного фона.
Уильям Гибсон написал «Континуум Гернсбека» — рассказ, открывший данную антологию.
Свой первый роман Брюс Стерлинг, опубликовал в 1977 году.
С тех пор он написал еще три романа и десяток рассказов, покрывающие весь фантастический спектр: от комической сатиры до исторического фэнтези. Наиболее известен он, пожалуй, циклом историй о шейперах и механистах, к которому относится роман «Схизматрица», и своим чувством юмора, которое порой вынуждает его говорить о себе в третьем лице.
Живет он в Остине, штат Техас.
Полковник Королев ворочался в ремнях безопасности: ему снились зима и сила тяжести. Молодым курсантом он снова гнал коня по ноябрьской казахской степи в краснеющую даль марсианского заката.
«Глупость какая-то», — подумал он.
И проснулся в Музее Советского Космического Триумфа под стоны, издаваемые Романенко и женой кагэбэшника. Они снова занимались любимым делом за экраном в дальнем конце «Салюта». Предохраняющая упряжь ритмически поскрипывала, корпус в мягкой обшивке вздрагивал. Копыта били по снегу.
Освободившись от ремней, Королев одним отточенным ударом толкнул себя в туалетную стойку. Скинув изношенный комбинезон, он пристроил писсуар к паху, протер запотевшее стальное зеркало. Артритная рука снова разболелось за время сна; от потери кальция запястье стало по-птичьи тонкокостным. Двадцать лет в невесомости: он встретил старость на орбите.
Полковник воспользовался бритвой-прилипалой. Паутинка вен покрывала его левую щеку и висок: очередное напоминание о разгерметизации, оставившей его инвалидом.
Выйдя, он обнаружил, что любовники закончили. Романенко поправлял одежду. Из-под обрезанных рукавов коричневого комбинезона жены политрука, Валентины, были видны ее белые руки, покрытые потом от недавних упражнений. Пепельно-белые волосы женщины колыхались под искусственным бризом вентилятора. Ярко-васильковые, близко посаженные глаза будто извинялись, но в то же время заигрывали.
— Взгляните, что мы вам принесли, полковник. — Она протянула миниатюрную бутылочку коньяка, из тех, что продают в самолетах.
Королев ошарашенно хлопал глазами на лого «Эйр Франс», выдавленное на пластиковой пробке.
— Муж говорит, что ее доставили на «Союзе» внутри огурца, — хихикнула Валентина. — Он мне ее отдал.
— А мы решили отдать ее вам, полковник, — добавил, широко улыбаясь, Романенко. — Нас-то в любой момент могут отпустить в увольнительную.
Королев сделал вид, что не заметил беглого взгляда на свои тощие ноги и бледные, безвольные ступни. Он открыл бутылку, от богатого букета запахов щеки покраснели. Полковник осторожно отпил несколько миллилитров бренди. Горло обожгло, как будто кислотой.
— Господи, — воскликнул он, — сколько же лет прошло! Я же напьюсь.
Он рассмеялся, в глазах блестели слезы.
— Отец рассказывал, что в старые времена вы и пили как герой, полковник.
— Так оно и было. — Королев еще глотнул.
Коньяк лился, словно жидкое золото. Полковник недолюбливал отца парня — добродушного партфункционера, давно отошедшего к лекционной деятельности, даче на берегу Черного моря, американским напиткам, французским костюмам, итальянской обуви… Мальчишка походил на папашу — такие же чистые серые, незамутненные сомнением глаза.