Зеркало и чаша
Шрифт:
— Ну, делать нечего! — Зимобор бросил разглядывать небо и повернулся к старейшине: — Раз ни мехов, ни хлеба нет, людьми возьму. Беру от села три девицы и три отрока.
Осознав, что он сказал, селяне охнули, женщины вскрикнули, и все кинулись врассыпную: женщины — прятать детей, а мужчины — за топорами. Село вмиг наполнилось криком, визгом, воплями, бранью и шумом борьбы. Каждый отец вставал с топором в руках на пороге своего дома, но у князя было гораздо больше людей, лучше вооруженных и опытных. На каждый двор кинулось по десятку кметей, мужиков обезоруживали и связывали. Кого-то пришлось оглушить, чтобы не сильно махал своей железякой.
Вскоре перед старостиной избой оказалась вся сельская молодежь — незамужние девушки, лет по тринадцать — семнадцать, и парни-подростки. Окинув их беглым взглядом, Зимобор выбрал шесть человек, нарочно указывая на тех, чья одежда была получше и побогаче. Расчет был двояким: если ему действительно придется везти их с собой, молодежь из более состоятельных семей окажется покрепче. А если родичи все-таки не захотят с ними расставаться, то...
Девушки плакали, только одна, шаловливая и резвая на вид красавица лет четырнадцати, с серебряными височными кольцами, вплетенными в кудрявые темно-русые волосы, показала ему язык. Эту он обязательно взял бы, даже если бы не богатство ее одежды и убора: за такую у арабских купцов гривну золотом можно выручить.
Задерживаться было нечего, и Зимобор приказал трогаться дальше. Но не проехал обоз и пары верст, как их догнали на двух санях два мужика с бабой. Они привезли по связке соболей, чтобы выкупить один дочь, другой парня. Зимобор мгновенно согласился на обмен и велел кметям выдать обоих.
— Что, далеко еще до Верховражья? — спросил Зимобор у мужика, пока его зареванная жена обнимала такую же зареванную и шмыгающую носом дочь. Обе были коренасты, некрасивы и очень похожи одна на другую.
— Далеко, — угрюмо ответил тот. — Завтра доедешь. Было бы ближе, стали бы мы тебя дожидаться.
— Неужели там такая крепость, что думаете отсидеться? — спросил Зимобор.
— Да уж не хуже других. Увидишь сам. Вот еще! — Мужик развязал мешочек на поясе и с трудом выискал там что-то. — Вот! — Он достал арабский дирхем, почти целый, с обрубленным краешком, и два серебряных височных кольца с подвесками, сорванных, судя по обрывкам шерстяных ниток, с женского убора прямо сейчас. — Еще Сухову девчонку отдай, вон она сидит, в сером кожухе. Ну, нету больше, Сухой чурами клянется, что нету, чтоб Макошь другим детям здоровья не дала! Восемь у него по лавкам, что он, нарожает тебе, что ли, серебра и соболей!
— А дирхем откуда? — Зимобор взял монету и повертел в пальцах. — Смотри, новая совсем, блестит как!
— Арабы ехали, незадолго перед тобой. Меха брали.
— Авось догоню! — Зимобор убрал дирхем и кольца в свой кошель. — Бери вторую, парой дешевле отдам! А за эту что же никто выкупа не присылает? — Он кивнул на кудрявую девчонку, которая тогда показала ему язык. — Неужели такая красавица отцу не нужна?
— Эта вообще не наша. — Мужик угрюмо глянул на девчонку. — Эта из Верховражья будет, к родне погостить приезжала. Везите ее теперь домой, там вам за нее выкуп и дадут. А потом догонят и еще дадут...
— Да уж вижу, вы догоняете! — Зимобор усмехнулся. К нему как раз вели еще одного мужика, в санях у которого лежала пара мешков, видимо с рожью, и несколько свертков льняной тканины. — А этот за кем?
— А его вон парнишка, где гнедая лошадь...
До следующего села довезли только кудрявую девчонку — остальных родители выкупили. За этой же никто не приехал, хотя отец, способный украсить свою дочь серебром и даже шелковыми полосочками на рубашке, вполне мог бы собрать несколько кун [11] для выкупа. Значит, она действительно была не из Занозиных сельчан.
11
Человека за несколько кун не купишь, но поскольку люди брались в залог, то на выкуп должно было хватить.
Когда под вечер добрались до владений следующего гнезда, первое же село оказалось пустым. Казалось бы, дорога через покрытые глубоким снегом лесные просторы только одна — лед замерзшей реки. Зимобор никого из Занозиного села не выпускал, но все-таки у местных были свои охотничьи тропинки, и слух о его походе бежал впереди дружины. Избы стояли покинутые и холодные, хотя разная утварь и пожитки говорили, что жители тут есть.
— Сбежали, гады! — Красовит поддел меховым сапогом оброненный беглецами горшок, и тот покатился, громыхая по деревянному полу.
— В Верховражье свое подались! — Предвар кивнул. — Ну, хоть отдохнем на просторе.
Кмети и вой разместились в покинутых избах, хлевах и амбарах, и в первый раз за время пути по этим дальним местам, где не было погостов, почти все разместились под крышей. Спали хорошо, дозоры не замечали ничего подозрительного, а утром поехали дальше.
После полудня впереди действительно показался городок. Он стоял на мысу над крутым берегом, и его было видно издалека. С одной стороны его защищал высокий обрыв над рекой, с другой — почти такой же глубокий овраг, где летом, видимо, тек замерзший сейчас ручей, а со стороны берега был насыпан вал и стоял частокол. Таким же частоколом поселение на мысу было обнесено со всех сторон, и самих построек нельзя было увидеть. Место и впрямь было удобное, недаром его выбрали под жилье еще в незапамятные времена люди неизвестно какого племени. Причем все желающие жить под защитой стен внутри уже не помещались, и с наружной стороны выстроилась даже небольшая слобода из пяти-шести в беспорядке разбросанных дворов. Все дома были пусты.
Со льда обходная тропинка вела на гребень берега. Оставив обоз на льду, Зимобор повел дружину наверх. Со стороны берега в частоколе имелись ворота, собранные из толстенных дубовых плах и окованные для надежности железными полосами. Разумеется, ворота оказались закрыты.
Держа щиты наготове, дружина приблизилась на расстояние выстрела. Между бревнами частокола мелькало движение — там кто-то был. К воротам Зимобор сначала послал Ранослава с зеленой еловой лапой и двумя отроками, которые с двух сторон прикрывали его щитами.
— Здесь ли сидит Оклада? — закричал Ранослав, приблизившись к воротам шагов на десять. — С ним хочет говорить смоленский князь Зимобор Велеборич!
— Это ты, что ли, князь? — крикнул ему со стены молодой парень, кудрявый, с лихо заломленной шапкой, румяный от мороза.
— Не я, а Зимобор Велеборич! — важно ответил посланец. — А я боярин его, сотник Ранослав. Князь вон где. Где ваш староста Оклада?
— Оклада наш здесь. Чего хотите?
— Ты, что ли?
— Не я, а отец мой.