Зеркало морей
Шрифт:
Преобладающая здесь погода показывает, как управляет Западный Ветер своим царством, над которым никогда не заходит солнце. Северная Атлантика -сердце великой империи. Эта часть владений Западного Ветра гуще всего заселена целыми поколениями прекрасных судов и отважных мореплавателей. Здесь, в цитадели Западного Владыки, свершались героические поступки и опасные подвиги. Лучшие в мире моряки родились и выросли под сенью его скипетра, у ступеней его повитого бурями трона учились они искусно и смело управлять своими судами.
Беспечные искатели приключений, труженики-рыбаки, самые мудрые и храбрые адмиралы в море изучали его знаки на западной стороне неба. Флотилии победоносных кораблей зависели от его дыхания. Он расшвыривал одной рукой целые эскадры не раз побывавших в бою трехпалубных кораблей и, потехи ради, рвал в клочья флаги, поднятые во имя традиции чести и славы. Он и добрый друг, и опасный враг -- и нет от него пощады плохим судам и малодушным морякам. Он мало думает о жертвах своего разгула: он -- царь с обоюдоострым мечом в правой руке. А Восточный Ветер, делающий набеги на его владения, тот -- бесстрастный тиран и держит за спиной острый кинжал, готовясь нанести предательский удар.
Во время своих вторжений в Северную Атлантику Восточный ветер ведет себя, как ловкий и жестокий авантюрист без капли совести и чести. Я видел, как он, закрыв резко очерченное узкое лицо тонким слоем суровой темной тучи, подобно высохшему сморщенному разбойнику, шейху морей, останавливал длинные караваны в триста и более судов у самых ворот Ла-Манша. И хуже всего то, что никаким выкупом нельзя уталить его жаднocть. Ибо все то зло, которое творит во время их налетов Восточный Ветер, он творит только назло брату, Западному Ветру. Мы беспомощно наблюдали систематическое, холодное упорство Восточного Ветра; урезанный паек стал обычным явлением, и у всех матросов на задержанных ветром судах постоянно сосало под ложечкой от голода. Каждый день укорачивал нам жизнь. Большими и маленькими беспорядочными группами метались мы перед запертыми воротами. А тем временем суда, направлявшиеся из Канала в открытое море, проходили мимо нас, униженных, на всех парусах, какие только они могли поставить. По-моему, Восточный Ветер покровительствует уходящим в дальнее плавание кораблям в злой надежде, что они все безвременно погибнут и о них никто больше ничего не услышит. Полтора месяца разбойник-шейх загораживал путь торговым судам всего мира, а наш сеньор Западный Ветер, в это время спал крепко, как утомленный титан, или пребывал в том состоянии ленивой хандры, которое знакомо лишь широким натурам. В западной стороне все было недвижимо, и тщетно смотрели мы туда, где находилась цитадель Западного Владыки: он все еще спал так крепко, что не слышал даже, как его брат-узурпатор стащил у него с плеч мантию из подбитых золотом пурпуровых облаков. Куда девались ослепительные королевские бриллианты, которые выставлялись напоказ к концу каждого дня? Исчезли, уничтожены, похищены, не осталось ни единого золотого обруча, не блеснет ни единый солнечный луч в вечернем небе! День за днем по полоске пустынного неба, убогого, серого и холодного, как внутренность железного сейфа, уже без прежней пышности и торжественности, не шествовало, а робко кралось солнце без лучей, ограбленное, стремясь поскорее скрыться под воду. А владыка все спал или оплакивал тщету своей власти и силы, пока тонкогубый узурпатор налагал на небо и моря печать своего холодного и неумолимого духа. Каждый день на заре восходящее солнце вынуждено было перебираться через зловеще светившуюся багровую реку, -- не была ли тут разлита кровь небесных тел, убитых ночью?
В тот раз подлый захватчик шесть недель подряд задерживал нас на месте, вводя свои собственные методы управления во всей лучшей части Северной Атлантики. Казалось, Восточная Погода установилась здесь навсегда или, по меньшей мере, будет стоять до тех пор, пока мы все на судах не перемрем с голоду. Умереть так близко от щедрого сердца империи, что почти можно видеть и осязать его изобилие! Делать было нечего, и мы стояли, усеяв сухими белыми парусами густую синеву открытого моря. Судов становилось все больше -каждое с грузом леса, или шерсти, или шкур, или даже апельсинов (в нашей компании были и две-три запоздавшие шхуны для перевозки фруктов). Так мы застряли в море той памятной весной в конце семидесятых годов и тщетно метались из стороны в сторону, как будто у нас были парализованы снасти, и от запасов наших остались лишь огрызки сухарей да крошки от сахарных голов. Это было совершенно в духе Восточного Ветра-- морить голодом ни в чем не повинных матросов, при этом разлагать их простые души отчаянием, которое исторгало у них залпы богохульств, страшных, как его кровавые утренние зори. За этими алыми, как кровь, восходами наступали серые дни под навесом высоких недвижных туч, похожих на плиты пепельно-серого мрамора. И каждое гнусное голодное утро мы с проклятиями призывали Западный Ветер, моля его проснуться и освободить нас или хотя бы налететь и разбить наши суда о стены недоступного родного дома.
XXIX
В воздухе Восточной Погоды, прозрачном, как кристалл, преломляющем свет, как призма, нам видно было ужасающее множество беспомощно стоявших судов,-- даже и все те, которые в нормальных условиях оставались бы невидимыми за горизонтом. Восточный Ветер находит злобное удовольствие в том, что обостряет зрение моряков, -- может быть, для того, чтобы они могли лучше увидеть всю безмерную унизительность и безнадежность своего плена. Восточная Погода -- обычно ясная, и это все, что можно сказать о ней. Она, если хотите, почти сверхъестественно ясная. Но какова бы она ни была, в ней есть что-то таинственное и жуткое. Она такая двуличная, что обманет и научные приборы. Ни один барометр не может предсказать восточный ветер, даже когда в не много влаги. Было бы несправедливостью и неблагодарностью с нашей стороны утверждать, будто барометр -- нелепое изобретение. Все дело в том, что перед хитростями Восточного Ветра бессильна честность наших барометров. После многолетнего стажа самый надежный инструмент этого типа почти неизбежно поддается на дьявольскую хитрость Восточного Ветра и поднимается как раз в тот момент, когда Восточный Ветер оставляет свои методы резкой, холодной и бесстрастной жестокости и наблюдает, как последние остатки нашего мужества тонут в потоках страшного холодного дождя. Шквалы града и мокрого снега, следующие за молниями в конце западного шторма, достаточно холодны и жестоки, пронизывают тело и приводят его в оцепенение. Но когда сухая восточная погода переходит в дождливую, то ливни, обрушенные ею на вашу голову, еще несравненно отвратительнее. Этот упорный, настойчивый, выматывающий нервы бесконечный ливень наполняет сердце тоской и дурными предчувствиями. А штормовая восточная погода разливает в небе какой-то особенно черный мрак. Западный Ветер опускает перед вашими глазами тяжелую завесу серого тумана и водяных брызг, а Восточный, вторгаясь в Ла-Манш и Ирландское море, сперва доведет свою дерзость и жестокость до бури, а затем просто-напросто выкальвает вам глаза, и вы чувствуете, что ослепли навеки. Этот же ветер наносит снег. По велению своего черного, безжалостного сердца он хоронит под слепящей снежной пеленой все суда в море. У него больше злодейских замашек и не больше совести, чем у какого-нибудь итальянского князя XVII века. Его оружие -- кинжал, который он прячет под черным плащом, когда совершает свои противозаконные набеги. Малейший предвестник его появления приводит в трепет всех в море -- от рыболовных одномачтовых "смаков" до четырехмачтовых кораблей, признавших своим владыкой Западный Ветер. Даже в самом миролюбивом настроении Восточный Ветер внушает тот ужас, который мы питаем к предателю. Я слышал, как при слабом дуновении, возвещавшем его появление, двести лебедок как одна подпрыгнули и залязгали в ночной тишине, наполнив воздух над дюнами паническими звуками поспешно выбираемых из грунта якорей. К счастью, Восточному Ветру часто изменяет мужество. Он не всегда дует в направлении нашего родного берега. Он не так бесстрашен и буен, как его брат, Западный Ветер.
Характеры этих двух ветров, которые делят между собой господство в великих океанах, глубоко различны. Любопытно, что ветры, которые принято считать непостоянными и капризными, остаются верны своей природе во всех областях земного шара. К нам в Англию, например, Восточный Ветер прилетает через большой материк, проносясь над громадными пространствами суши. Для восточного побережья Австралии Восточный Ветер -- это ветер с океана, прилетающий туда через величайшее на земном шаре водное пространство. Тем не менее и в Австралии, и у нас сохраняет свои характерные особенности, проявляет удивительное постоянство во всех своих пороках. Члены династии, к которой принадлежит Западный Ветер, несколько меняют свой облик в зависимости от того, где они господствуют, -- так же какой-нибудь Гогенцоллерн, оставаясь Гогенцоллерном, становится румыном на румынском троне, или принц Саксен-Кобургский учится облекать свои мысли в строй болгарской речи.
Самодержавная власть Западного Ветра -- все равно в 40 градусах на юг или в 40 градусах на север от экватора -- отличается широкой, размашистой, откровенной и дикой безрассудностью варвара. Ибо он -- великий самодержец, а чтобы быть настоящим самодержцем, нужно быть и настоящим варваром. В ту пору, когда формировался мой характер, меня настолько приучили видеть в нем владыку, что и теперь еще я не допускаю мысли о восстании. К тому же, что пользы бунтовать в четырех стенах против грозной власти Западного Ветра? Нет, я остаюсь верен памяти могучего владыки. Одной рукой держит он обоюдоострый меч, другой раздает награды за рекордные дневные переходы и сказочно быстрые рейсы тем из своих придворных, кто умеет быть бдительным и улавливать каждый оттенок его настроения.
По наблюдению старых моряков, Западный Ветер каждые два года "задает перцу" всем, кому приходится плавать по Атлантическому и дальше, в "сороковых" широтах океана, и мы покорно принимаем от него все. Но надо сказать все-таки, что западный деспот очень уж беспечно играет нашей жизнью и стоянием. Правда, он великий монарх, способный управлять необозримыми океанами, куда, собственно говоря, человеку не следовало бы соваться, если бы его не толкала на это дерзкая отвага.
Отважным жаловаться не подобает. Простой торговец не должен роптать на то, что могущественный король берет с него дань. Десница его по временам очень уж тяжела, но даже тогда, когда приходится открыто оказывать ему неповиновение, например у рифов Эгульхас на пути из Ост-Индии в Англию, или когда огибаешь мыс Горн, он обрушивает на вас разящие удары честно, прямо в лицо,-- и вам остается только не слишком падать перед ними. В конце концов, если вы сохраните хоть немного самообладания, добродушный варвар позволит вам пробить себе дорогу у самых ступеней его трона. Меч его опускается только время от времени -- и тогда слетает чья-нибудь голова. Но даже если вы будете побеждены, вам обеспечены эффектные похороны и просторная, великолепная могила.
Таков царь, перед которым склонялись даже вожди викингов, а современный нарядный пароход дерзко вызывает его на бой семь раз в неделю. Впрочем, это только вызов, но еще не победа. Великолепный варвар сидит на троне своем в мантии из подбитых золотом облаков, взирая с высоты на большие пароходы, скользящие по его морям, как заводные игрушки, на людей, вооруженных огнем и железом -- им не надо теперь тревожно следить за малейшим проявлением его царской воли. На него больше не обращают внимания, но он сохранил всю свою силу, величие и большую долю могущества. Даже самое время, которое колеблет все троны, остается на стороне этого владыки. Меч в его руке все так же остер с обеих сторон. И он может сколько угодно продолжать играть ураганами, швырять их с материка республик на материк монархий, в полной уверенности, что и молодые республики, и древние королевства, жар огня и мощь железа, вместе с бесчисленными поколениями отважных мореплавателей лягут прахом у ступеней его трона, пройдут и будут забыты ранее, чем наступит конец его царствованию.
ВЕРНАЯ РЕКА
XXX
Устья рек, впадающих в море, многое говорят смелому воображению. Не всегда они его чаруют, ибо бывают устья удручающе безобразные: низменность, или болото, или пустынные песчаные дюны, не подкупающие ни красотой, ни видом, который открывается с их вершин. Они покрыты скудной, жалкой растительностью, создающей впечатление нищеты и заброшенности. Правда, иногда эта некрасивость -- только отталкивающая маска: морской лиман похож на брешь в песчаном крепостном валу, а между тем река протекает по богатой плодородной местности. Кроме того, все устья больших рек имеют свою прелесть прелесть открытого портала.