Зеркало Триглавы
Шрифт:
"Ай, да умничка Баюн, заботливый мой! Хоть и ерепенился поначалу, но обо мне думает, дорожку ладную выбирает, в одиночку, наверное, уже выбрался отсюда", — Людмила видела впереди только мелькание черного хвоста, который, изгибаясь, показывал, куда удобнее будет свернуть, и шла за ним, как по маячку. Сам кот на ненужную беготню и никчемное ожидание время не тратил. Не маленькая ведьма, не в первый раз по лесу бредет, разберется. Вскоре и Людмила услышала тоненький писк, а потом догнала котофея, замершего
— Чары… — прошептал Баюн.
Впереди, за деревьями, виднелся высоченный частокол из заостренных бревен. Писк доносился оттуда. Ведьма облегченно перевела дыхание:
— Мой гребешок сработал, значит, правильно шли. Антон был здесь. Узнать бы ещё куда ушел и ушел ли… И кто там сидит, за изгородью.
— Нет здесь их никого, — веско сказал кот. — Пошли дальше.
В ответ на его слова верещанье стало громче, перешло в непрерывный визг. Баюн не выдержал:
— Гляну, кто там так отчаянно вопит.
Он подбежал к частоколу, подпрыгнул повыше, закогтился, как заправский скалолаз, и полез вверх. Людмила с интересом наблюдала за ним, в душе гадая, свалится или нет. Уж больно обленился Баюн в последнее время, совсем не напрягал себя излишними телодвижениями, птичку зазевавшуюся словит и все, ходит довольный весь день, охотник. Да ещё и поучал Бабу-ягу, что смысл его жизни не доступен для её женского ума. Жаль, ни разу не уточнил он, в чем же заключается этот смысл, уж Людмила нашлась бы, что ответить зазнайке.
Кот тем временем благополучно добрался до верха, заглянул за забор, и, как ошпаренный, скатился вниз, фыркая и отплевываясь. Ведьма кинулась к нему:
— Что там?
— Вот гаденыш, — ругался кот, лапой щупая подпаленные усы, — помогай таким. Только выглянул, он в меня струей пламени прицельно плюнул.
— Да кто там? — спросила Людмила, копаясь в сумке со снадобьями, выбирая, чем лучше подлечить обожженную кошачью морду: настоем мятной травы охладить или бузинным цветом боль снять.
— Змиуланчик-недоросль. — Ведьма оторвалась от своих раздумий и удивленно вскинула брови. — Машет заполошно крыльями, ни на забор, ни на землю сесть не может, перепуган. Сам выбраться не может, и на спасителя кидается почем зря. Пошли отсюда, ну его к Лешему… Пусть сидит, как сидел.
— Э, нет, постой, — Людмила старалась перекричать отчаянные вопли, которые здесь, у частокола, звучали с интенсивность ультразвука. — Чары надо снять, он ведь погибнет там. Совсем маленький, да? Жалко ведь, их и так мало. — Она задумалась: — Птах про змиуланов знает, они не опасны, чего ж тогда Антон гребень кидал непонятно. Ведь предупредила — только когда невмоготу станет.
— Похоже, не по силам стало, — кот показал на выгоревшие проплешины и обугленные деревья, которые даже на фоне мрачного леса смотрелись устрашающе.
—
Ведьма прикрыла глаза, настраиваясь на нужную волну. Накладывать чары легко, снимать гораздо труднее, тут умеючи действовать надо, чтобы самой в поруху не попасть. Редко колдуньи ворожбу собственную разрушают, не принято это у них, давать обратный ход заклятьям, чай, не фокусы показывают, силу природных стихий призывают.
Горячая волна пошла от ног вверх, заплескалась внутри, закручиваясь в животе тугой огненной спиралью. Сверху, как ледяной душ, хлынул поток живительного холода, сплетаясь с жаркой стихией в одно целое. Забурлила, заиграла сила чародейственная, ища выхода. Теперь бы не опоздать, иначе разорвет на клочья мелкие, по ветру развеет. Боясь выплескать накопленное раньше времени, сделала Людмила шаг к частоколу и пожалела, что далековато от него встала, вплотную надо было бы. Коснулась рукой шершавых бревен, пошла вокруг, повела линию незримую — сама-то видела, как бело-оранжевый след тянется за её рукой — замкнула кольцо.
Тонкая линия на миг стала видимой, потом бревна, будто ножом, снизу подрезали. Посыпались, с грохотом ударяясь друг о друга, разлетелись на мелкие обломки, закружились щепочки над головой ведьмы и половинкой сломанного гребня упали в подставленную ладонь. Она облегченно выдохнула, воткнула гребешок в спутанные волосы: — "Пригодится красоту наводить, а вторая половина силы уже ни имеет. Так пусть и торчит в земле веки вечные", и чуть не оглохла от визготни над самым ухом. Жаром опалило правую щеку.
— Ну, хватит, хватит, успокойся, — ведьма вытянула руку. Улыбнулась, разглядывая спасенного. О детях Змиулана она только слышала, видеть воочию не приходилось. Бывало, рожали иногда одинокие женщины от огненного змея, но редко выживали змееныши. Бабки-повитухи относили их сразу в лес, бросали на погибель верную, приговаривая — "как родился, так и в пол ушел", а зачарованную Змиуланом тащили к ближайшей ведунье на отчитку. Людмила тоже отчитывала одну такую, совсем зачахла бедняжка, иссушила себя тоской-кручиной по змею огненному, но у той, помнится, детей не случилось.
Змееныш, чуть больше локтя длиной, судорожно вцепился коготками в рукав ведьминой душегрейки и затих, изредка взмахивая для равновесия перепончатыми крылышками. Его вертикальные зрачки пульсировали в бешеном ритме, порой перекрывая всю золотистую радужку глаза. По зеленоватой гладкой шкурке иногда пробегали огненные лепестки, отчего казалось, что держишь на руке сгусток живого пламени. "На дракончика похож, — подумала Людмила, — мультяшного: большеголовый уродец, но симпатяга. Вроде безобидный, что ж его Антон так напугался?".