Зеркало за стеклом
Шрифт:
— И… и… изыд-ди, неч-ч-чиста-ай-ай-айя сь… сь… сила!
— К дороге беги, дурила, к дороге! — крикнула я, стараясь не болтаться, как куль с мукой и не прикусить себе язык.
— Ну уж н-нет, н-нечисть п-поган-н-ная! Стоит мне т-только на р-ровную д-дор-рожку выбежать, т-тут в-вы меня и сц-а-а-апаете! — натужно пропыхтел Марфин, закладывая очередной поворот.
— Да, да, мы тебя пойма-а-а-аем! У-у-ух, пойма-а-аем! — радостно завывал вампир, стремясь напугать жертву как можно больше. Если бы Марфин с разбега рухнул в обморок от страха, счастливее Ковла не было бы никого на свете. Пожалуй, таким эмоциональным выбросом этот паразит был бы сыт несколько дней. А если бы детинушка вообще взял да и окочурился… Ну уж дудки!
— Беги прямо, я его задержу! —
Оставив тщетные попытки сбросить меня, Ковл рванулся следом, издавая нечленораздельный вой и зубовное клацанье. Я почувствовала себя настоящей наездницей и даже увлеклась на несколько секунд, пришпорив вампира лаптями с криком «уходят, леший их возьми!».
Вдруг спину Ковла словно выдернули из-под меня, я перелетела через стриженную под горшок голову и кубарем покатилась по утоптанному дорожному песку. Ни рук, ни ног я чудом не переломала, зато стукнулась подбородком, ободрала ладони и каким-то невероятным образом костяшки пальцев. Судя по звуку, донёсшемуся откуда-то спереди, Марфин тоже закончил бег по пересечённой местности. Я подняла голову и всмотрелась в темноту сквозь непонятные извилистые заросли. Откинула назад растрёпанные кудрявые волосы и с кряхтеньем поднялась на колени. С широкой тропы, уходящей к дому Ковла, доносились рычание и всякие некультурные слова, от которых произносивший наверняка стал бы открещиваться позже. Так вот как действует Барьер. Что мне пустота, то вампиру невидимая каменная стена.
На дороге, смутно белеющей во мраке, шагах в пятнадцати от меня, возвышался тёмный холмик, который молчал и не двигался, как и полагается элементу пейзажа. Я встала на ноги, подула на саднящие ладони и нетвёрдым шагом двинулась в его сторону. Сзади продолжал причитать и ругаться полуголодный Ковл. Марфин лежал на спине, подогнув обе ноги так, будто перед тем, как коснуться дороги спиной, на большой скорости лихо проехал по ней на коленях. Бесстрашный охотник на нечисть пребывал в глубоком обмороке.
— Молодец, котище! — похвалила я сидящего неподалёку Виктиария. Тот, похоже, считал единственным достойным момента занятием вылизывание запылившегося бока. — Надо только его теперь как-то в чувства привести. Не оставлять же такую красоту ночью посреди дороги.
— Мне оставь, травница! — жадно раздалось от невидимой границы.
— Шиш да маленько. — Огрызнулась я через плечо. — Хватит с тебя и моего любимого кота. Чтобы ни звука, ясно? А то я твою халупу белоцветником обложу. Будешь в окне день и ночь куковать, а за порог выходить перебьёшься. Виктиарий, золотце моё полосатое, пощекочи этому храбрецу под носом. Лезть в канаву за пригоршней воды в такую темень мне что-то не очень хочется.
Кот милостиво взялся за исполнение моей просьбы и честно щекотал Марфина кончиком хвоста над верхней губой до тех пор, пока детинушка не сморщился, не задёргал носом и не потянулся здоровенной ручищей. Человек готов терпеть в обмороке и даже во сне множество внешних раздражителей, но вот не почесать там, где чешется… С преувеличенно громкими охами Марфин уселся, поджав под себя ноги, одной рукой продолжая чесать под носом, другой — ощупывая загривок. Оглядывался он вокруг широко раскрытыми глазами, то ли пытаясь разглядеть в темноте притаившихся
Когда блуждающий взгляд наткнулся на меня, я не стала ждать произвольного развития событий.
— Вот чего тебе дома ночью не сидится, добрый молодец, бабушку твою через прялку да с подсвистом?! — Вообще-то, говорить я планировала спокойно и саркастично, но в итоге цедила сквозь зубы. Зато Марфин, то ли умудрился таки разглядеть моё лицо, то ли я с ним всегда таким приятным голосом разговариваю, «госпожу ведьму» узнал и даже начал неуверенно заикаться о том, что вот буквально только что гонялся за злобной нечистью и уже почти поймал, но…
Кот Виктиарий бочком незаметно отошёл в ту сторону, где притих обиженный Ковл. Я кивала с умным видом на каждое слово, поэтому приободрившийся Марфин принялся излагать то, что «помнил», в красочных подробностях.
— Иду я, значит, вечерком по дороге, и вдруг вижу — нечисть! Идёт, не торопится. А уже стемнело порядком, рожи не разобрать, но голос противный-препротивный! И сама вся такая лохматая, костлявая, кособокая, аж смотреть жутко! И животное при ней какое-то хвостатое. Страшно сделалось, но я думаю, дай прослежу. В канавку схоронился, чтоб не заметила, да только всё равно углядела и змей ядовитых напустила. Еле ноги унёс! Ну, думаю, точно тебе теперь смерть, чудище поганое! Тут-то мне дрынец-то тот дубовый и попался. В ладонь обхватом! Сунул его подмышку, водички колодезной пригоршню набрал, да и побёг следом. Слышу вдруг — звуки страшные из избы на краю села доносятся, в окне через занавеску тени пляшут. Не иначе на чёрную мессу целый шабаш собрался! Как поднял над головой, как закричал: «Выходи, поганая нечисть, смерть свою встречай!» Глядь, а она только с крыльца спрыгнула и сразу бежать! Оседлала какого-то лешего, и ну круги вокруг избы наматывать! А сама мне кричит: «Не бей меня, грозный молодец, я тварь гнусная да неразумная. Ты беги лучше к дороге, а я завтра же поутру уйду из твоего села». Ну, я, ясное дело, не поверил. Бегу следом, дрыном размахиваю, ору, мол, брешешь ты всё, улепётывай прямо сейчас, а то зашибу! А она видит, что не боюсь, вдруг как свистнула, заклекотала по-птичьи, взлаяла по-лисьи, взревела по-медвежьи, тут-то мне что-то в загривок-то и вцепилось! Вцепилось и хохочет! Я от неожиданности — не от страха! — рванулся, запнулся, а дальше… а дальше не помню. — Марфин развёл руками с таким видом, будто я должна была подскочить к нему и начать уверять в том, что он храбрец и что нечисть поганая наверняка до сих пор бежит безоглядно. Потому что «дрынец», по его словам, в задницу бегущему впереди лешему он всё-таки воткнул точным броском с расстояния в десять шагов в кромешной темноте.
Я протяжно вздохнула и уж было собралась задать какой-нибудь каверзный вопрос, но Марфин — дай ему Бог здоровья! — меня опередил.
— А что это ты, госпожа ведьма, сама тут делаешь?
— Да вот не спится что-то. — Мрачно ответила я, гадая, какая теория мирового заговора складывается в этот момент в светлой головушке напротив, и радуясь, что могу врать так же быстро. — То мышка прибежит, то мушка прилетит, то рыбка… Нет, подожди, рыбки не было. Лягушечка была. Так вот, появляется у меня, значит, мышка и пищит: «Спаси добра молодца, за ним нечистая сила гонится!» А я ей отвечаю: «Добрый молодец на то и добрый молодец, чтобы самому нечисть гонять, а не улепётывать во все лопатки».
— Так я и гонял! — с жаром вставил Марфин. — Чего она там плела, эта мышка?
— Ну чего ты от неё хочешь? Это же мышка. Много им там с земли видно, кто за кем бегает. Главное, чтобы хвост никто не отдавил. Ты дальше слушай. Убежала, значит, мышка от меня, через некоторое время прилетает мушка. Жужжит: «Ой, спаси добра молодца, нечистая сила его по прямой дороге гонит!» А я ей говорю: «Да быть того не может, чтобы нечисть добра молодца гнала, а не наоборот».
— Да врала твоя мушка! — запальчиво вскинулся Марфин. — Я сам на дорогу выбежал, чтобы нечисть поганую прочь из села пинками гнать! И про лягушечку свою ничего не говори, она тоже всё брехала!