Жак-фаталист и его Хозяин
Шрифт:
Трактирщица, горе и раздражение которой несколько улеглись, сказала Жаку:
– Сударь, оставьте меня, вы слишком добры.
– Жак! Жак!
– Поторопитесь. Ах, если б вы знали все беды этого несчастного существа!..
– Жак, Жак!
– Ступайте же; кажется, вас хозяин кличет.
– Жак! Жак!
Действительно, это был Хозяин Жака, который разделся сам и, умирая от голода, выходил из себя, оттого что ему не подавали. Жак поднялся к нему, а минуту спустя пришла трактирщица, которая в самом деле выглядела подавленной.
– Тысячу извинений, сударь, –
Согласно своему обычаю, Жак заказал Хозяину такой же ужин, как и себе. Блюда подали, и во время еды Хозяин говорил Жаку:
– Черт тебя возьми, что ты делал там внизу?
Жак. Быть может – хорошее, быть может – дурное; почем знать?
Хозяин. Что же хорошее или дурное ты делал внизу?
Жак. Я не допустил, чтобы эту женщину избили двое мужчин, которые сидели там и по меньшей мере сломали руку служанке.
Хозяин. А может быть, для нее было бы лучше, если б ее избили?..
Жак. Для этого имелось бы десять весьма резонных причин. Величайшая удача, случившаяся со мной в жизни…
Хозяин. Это то, что тебя избили?.. Налей!
Жак. Да, сударь, избили ночью на большой дороге, когда я возвращался, как сказано, из деревни, отдав свои деньги и сделав, по моему мнению, глупость, а по вашему – прекрасный поступок.
Хозяин. Помню… Налей!.. А какая причина ссоры, которую ты старался прекратить, и дурного обращения с дочерью или служанкой хозяйки?..
Жак. Право, не знаю.
Хозяин. Ты не знаешь сути дела – и вмешиваешься! Это не вяжется ни с осторожностью, ни со справедливостью, ни с принципами… Налей!..
Жак. Я не знаю, что такое принципы, если это не правила, устанавливаемые для других в интересах самого себя. Я думаю так, а не могу удержаться, чтобы не поступить иначе. Все проповеди напоминают рассуждения королевских эдиктов; все проповедники хотели бы, чтобы мы исполняли их поучения, так как нам от этого, может быть, всем будет лучше, а им-то уж наверное… Добродетель…
Хозяин. Добродетель, Жак, прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо… Налей!..
Жак. Ибо она выгодна для первых и для вторых.
Хозяин. А почему ты считаешь за счастье, что тебя избили?
Жак. Время позднее; вы поужинали, и я тоже; мы оба устали. Давайте-ка ляжем спать.
Хозяин. Это невозможно: трактирщица не все еще подала нам. А пока что продолжай рассказ о своих любовных похождениях.
Жак. На чем бишь я остановился? Прошу вас, сударь, и на этот раз и в будущем – напоминайте мне об этом.
Хозяин. Хорошо; и, выполняя свою суфлерскую обязанность, скажу, что ты лежал в постели, без денег, с сильным недомоганием, в то время как лекарша с детьми уплетала твои обсахаренные гренки.
Жак. Тут послышался шум экипажа, остановившегося у дверей дома. Входит лакей и спрашивает:
«Не здесь ли живет бедный солдат с костылем, который вчера вечером вернулся из соседней деревни?»
«Здесь, – ответила лекарша. – А зачем он вам?»
«Хочу взять его в коляску и увезти с собой».
«Он в постели; отдерните полог и поговорите с ним».
Жак дошел до этого места, когда появилась трактирщица и спросила:
– Что вам угодно на сладкое?
Хозяин. То, что у вас найдется.
Трактирщица, даже не дав себе труда спуститься, крикнула из комнаты:
– Нанон, принесите фрукты, бисквиты, варенье…
При этих словах Жак сказал про себя: «Наверно, изуродовали ее дочь; тут, пожалуй, и не так еще рассвирепеешь…»
А Хозяин обратился к трактирщице:
– Вы только что были очень сердиты?
Трактирщица. А кто бы не рассердился? Бедное существо ничего им не сделало; не успела она войти в их комнаты, как я слышу визг – но какой визг!.. Слава богу! Я немножко успокоилась: лекарь полагает, что все обойдется; все же у нее два сильных ушиба: один – в голову, другой – в лопатку.
Хозяин. Давно ли она у вас?
Трактирщица. Не больше двух недель. Ее бросили на соседней почте.
Хозяин. Как – бросили?
Трактирщица. Ну да, бросили. Есть люди, которые бесчувственнее камня. Она чуть было не утонула, переплывая здешнюю речку; ее точно чудом к нам занесло, и я взяла ее из жалости.
Хозяин. Сколько ей лет?
Трактирщица. Вероятно, года полтора…
При этих словах Жак покатился со смеху:
– Это сучка!
Трактирщица. Прелестнейшее животное на свете: я не отдам своей Николь и за десять луидоров. Бедная Николь!
Хозяин. У вас нежное сердце, сударыня.
Трактирщица. Вы правы, я забочусь о своих домашних животных и о слугах.
Хозяин. Отлично делаете. Кто же те люди, которые так обошлись с Николь?
Трактирщица. Два хозяйчика из соседнего города. Они не перестают шушукаться между собой и воображают, будто никто не знает, о чем они говорят и что с ними случилось. Нет и трех часов, как они здесь, а все их дело мне уже доподлинно известно. Оно очень забавно; если вы торопитесь спать не больше меня, то я расскажу вам эту историю так, как их слуга поведал ее моей служанке, своей землячке, а та сообщила моему мужу, который пересказал ее мне. Теща младшего из них проезжала здесь менее трех месяцев тому назад, против воли направляясь в провинциальный монастырь, где она протянула недолго; она вскоре умерла, и вот почему наши молодые люди в трауре… Но я и сама не заметила, как принялась за их историю. Прощайте, господа, доброй ночи! Хорошее у меня вино?
Хозяин. Отличное.
Трактирщица. Вы довольны ужином?
Хозяин. Очень довольны. Только шпинат был несколько пересолен.
Трактирщица. У меня иногда бывает тяжелая рука. Постели превосходные, и белье свежее: оно служит не больше двух раз.
С этими словами трактирщица удалилась, а Жак и его Хозяин легли в постель, смеясь над недоразумением, заставившим их принять сучку за дочь или служанку хозяйки, и над привязанностью этой особы к брошенной собачонке, находившейся у нее две недели. Жак сказал Хозяину, затягивая тесьму на его ночном колпаке: