Жаклин Кеннеди. Американская королева

Брэдфорд Сара

Бизнес с полковниками шел все хуже. Когда не удалось привлечь Alcoa в качестве инвестора проекта «Омега», он попытался уговорить русских, чем привел в ярость американское правительство, и годом позже оно свело с ним счеты. В то же время он начал терять контроль над детьми. В июле 1971 года двадцатиоднолетняя Кристина, которую Онассис прочил за наследника морской транспортной компании Петра Гуландриса, вышла за Джозефа Болкера, сорокавосьмилетнего торговца недвижимостью из Калифорнии, даже не поставив отца в известность. Онассис праздновал сорокадвухлетие Джеки, когда пришла весть о свадьбе в Лас-Вегасе. Питер Бирд, богатый красавец, путешественник и фотограф дикой природы, с которым Джеки познакомилась в 1967 году, находился тогда на Скорпиосе: «Кристина поработала с блеском, чтобы привлечь к себе внимание в Лас-Вегасе… В результате Ари совершенно рассвирепел, рвал и метал, гости Ли Радзивилл разбежались, еще двоих отставили, обстановка накалилась…»

Новость о замужестве Кристины взбесила Онассиса, поскольку он усмотрел в случившемся акт неповиновения. (После нескольких месяцев

нажима со стороны отца Кристину и Болкера полюбовно развели в феврале 1972 года.) Однако для него это был тревожный сигнал, что он теряет контроль и в других областях. В октябре, после визита американского вице-президента Спиро Агню, грека по происхождению, полковники окончательно отвернулись от Онассиса и от проекта «Омега». А 22 октября в Париже Тина, бывшая жена и мать его детей, нанесла Аристо удар, от которого он так и не смог оправиться: она вышла замуж за Ставроса Ниархоса. Хотя в разводе был виноват только сам Онассис, открыто изменявший Тине с Марией Каллас, он все равно очень огорчался. Для него Тина всегда оставалась женой и матерью его детей; его оскорбил даже ее брак с «Санни», маркизом Бландфордом, наследником герцога Мальборо, а свадьбу с Ниархосом он, вероятно не без оснований, считал последним актом мести за его брак с Джеки.

Вся эта типично греческая история отличалась запутанностью и попахивала инцестом. Мать Тины обожала Ниархоса и обрадовалась, когда он женился на младшей дочери, хотя Ниархос, по сути, явился прямой или косвенной причиной смерти ее старшей дочери, Евгении. Вдобавок ситуация осложнялась тем, что у Тины и Ниархоса был роман еще при жизни Евгении. «Все знают, – писала Марина Додеро, – что они крутили роман еще при жизни ее сестры. Нет, не в открытую. Но когда Евгения умерла, мы [Кристина и Марина] поехали в Бленхейм, и Тина встретила нас вся в черном кружеве, а на шее ожерелье – двойная нитка рубинов и брильянтов, и она сказала: “Смотрите, что мне подарил Ставрос…”» Если Онассиса новость потрясла, то Кристину и Александра она поразила еще сильнее. Теперь не осталось надежды, что родители снова поженятся, к тому же мать вышла за заклятого врага отца. По словам Марины, Александр сказал Тине: «Ты меня больше не увидишь, разве что мертвого». Так и случилось…

Начало следующего года снова было омрачено смертями: разбились братья Курис, любимые пилоты семьи Онассис. Это был первый рейс нового личного самолета: предполагалось, что пилоты направятся из Афин в Ниццу, где заберут Александра и доставят его в Париж. Но за пять минут до приземления в Ницце машина рухнула в море. Ни тела пилотов, ни обломки самолета так и не нашли. Окружение Онассиса считало, что на борту произошел взрыв, причем планировалось покушение на Александра. Уже организованные поиски, к которым привлекли Жака Кусто, знаменитого эксперта-подводника, неожиданно отменили, по приказу Онассиса. Когда друг и адвокат Онассиса Стелио Пападимитриу спросил, уж не смутила ли Онассиса стоимость поисков, тот взорвался: «Конечно нет! Как тебе такое пришло в голову? Но жизнью сына я рисковать не стану. И не задавай вопросов. Тема закрыта». Александр и его друзья пришли к выводу, что Онассис чего-то боится, что ему, видимо, угрожали расправой над сыном, если он будет докапываться до причин крушения. У Онассиса хватало врагов в деловых кругах, а с недавних пор и среди хунты. За многомиллионными капиталами скрывался жестокий мир, где не действовали никакие правила, кроме одного: «или убьешь ты, или убьют тебя». Фиона фон Тиссен случайно обнаружила доказательства, что Онассис, пытаясь разлучить Кристину с Болкером, подсылал к мужу дочери головорезов для запугивания. Для Онассиса никаких запретов не существовало.

Брак Джеки потихоньку разваливался. Как только она закончила устраивать особняк на Скорпиосе, заняться в Греции ей стало нечем. Из острова мечты, где она купалась в любви, Скорпиос превратился в место, куда она приезжала по обязанности и привозила детей на каникулы. Однако воспоминания об ужасных событиях 1960-х мало-помалу бледнели, и Нью-Йорк и реальная жизнь снова манили к себе.

В первые годы брака Джеки редко виделась со старыми друзьями. Им казалось, она немного стыдится своего брака. Джеки встречалась в основном с Радзивиллами, особенно с Ли, несмотря на холодок в их отношениях. Что ни говори, Онассис был боссом Стаса, невзирая на связь с «Принцессой», а возможно, как раз по причине этой связи. «Стас не возражал, – говорил один из его приятелей, – он был прямо-таки профессиональным зятем». По семейной традиции Джеки проводила с Радзивиллами Рождество, но теперь большей частью в их английском имении. Дети, как обычно, устраивали рождественский спектакль, только зрителем был уже не красивый веселый Джек, а отчим. Гарри Ашкому, гостившему у Радзивиллов, Джеки показалась «слегка нервной. Она действительно нервничала… и как-то вечером хотела поплакаться мне, поскольку я всегда смотрел на нее с сочувствием, но я не любитель играть в такие игры…».

Зимой 1970 года Ашком снова встретился с ними. Когда «Кристина» пришла с Барбадоса, он пригласил Джеки с детьми остановиться у него, там же находились Стас и Ли с детьми. «Онассис и Джеки прибыли на “Кристине” и на ней же уплыли, Онассис ненавидел сушу, все время торчал на этой чертовой яхте, а Джеки, наоборот, предпочитала сушу». Ашком на быстроходном катере отправился вместе с Джеки и Онассисом в Средиземноморский клуб на Гваделупе: «Это был единственный раз, когда Джеки не досаждала Онассису нарочно, хотя его все равно раздражала ее потребность быть на виду и то, что она постоянно собирала толпы народа, и все такое». На вопрос, какими тогда были отношения Джеки

и Онассиса, Ашком ответил: «Слегка напряженными… но мне нравился Ари, куда больше, чем Ниархос, если уж выбирать между ними. Он был по натуре крестьянин, обожал напиться до чертиков с матросами, сидеть в барах и хлестать узо. С этой точки зрения он вполне симпатичен, хотя как человек он, наверное, полное дерьмо». Джеки, по его словам, была «очень добра к детям». Она пригласила на Скорпиос фотографа Питера Бирда прежде всего для их развлечения. «Она была очень хорошей матерью, – вспоминал Бирд, – и это мне больше всего в ней импонировало. В жизни всегда приходится расставлять приоритеты. И ее приоритетом стали дети». По его словам, «Каролина и Джон были идеальными детьми, маленькими бунтарями, фантазерами, артистичными и забавными. Мы замечательно проводили время». Джеки никогда сверх меры не тряслась над детьми. И сама уговорила Питера научить их нырять с самой высокой точки «Кристины». «Это действительно высоко, но она считала, что дети в надежных руках. И не боялась риска», – говорил он. Кроме того, она отпускала с ним детей в интересные походы. «Джон был превосходным мимом и замечательным маленьким актером. Я просто диву давался, – вспоминал Бирд. – Его коньком был Мик Джаггер – в песнях, танцах, речи. Ничего лучше я не видел. Как-то зимой я повез детей в Эверглейдс, где нас постоянно преследовали репортеры, прямо в болото за нами лезли. Однажды рано утром мы собрались на охоту за змеями и в холле заметили репортера, который целыми днями ходил за нами по пятам, но так и не сделал ни единого снимка: он уснул в кресле. Джон тут же начал изображать джаггеровский “Jumpin’ Jack Flash”. Журналист проснулся и потянулся за камерой, но мальчуган был таков. Бедняга так и не успел его щелкнуть».

Как вспоминал Питер Бирд, «на Скорпиосе и на “Кристине” Джеки много делала для Ари, а тот постоянно жаловался… без конца заводился, по любому поводу. Кричал на нее… Чего Ари особенно не выносил, так это беспорядка. Помню, как-то раз их гувернантка Марта подстригала всех на “Кристине”, и Ари бегал по палубе и орал из-за волос в ванной. Мы с Джоном даже спрятались в душевой, от греха подальше. Когда Ари выходил из себя, он твердил, что все принес в жертву “ради этой американки”, а Джеки реагировала спокойно». Джеки, как казалось Питеру, была из тех, «кто прячется от глубинных переживаний», и он тоже отметил множество морщинок на ее лице. Джеки отказывалась смотреть вглубь, поскольку слишком болезненно – видеть реальность прошлого и реальность настоящего. «Она просто плыла по поверхности жизни и старалась оставаться там».

Джеки словно бы не замечала, что между Питером и Ли разгорался роман, прямо под носом у Стаса. Питер так говорил об отношениях сестер: «Классическая схема развития отношений… Джеки – старшая сестра, опекающая младшую, а Ли – младшая, мятежница. Между ними было много и хорошего, и плохого». Питер Бирд спал с Ли, однако многое роднило его с Джеки – интерес к искусству и к фотографии. Питер славился огромными альбомами коллажей, которые очень нравились Джеки. Она и сама неплохо фотографировала. «Мы так много снимали на Скорпиосе, что Онассис вечно ворчал на “счета за проявку и печать”, – рассказывал Бирд. – Еще она делала фантастические альбомы вырезок». Они часто обсуждали книгу, которую собирался выпустить Бирд, – «Тоска по тьме» (Longing for Darbless), в основе ее были сказки из автобиографии Карен Бликсен «Из Африки» (Out of Africa).

Бирд надеялся напечатать книгу сообща со своим старым другом, Стивеном Аронсоном. Но Аронсон не соглашался работать, не заручившись гарантией, что Джеки напишет вступление, как ему посулил Бирд. Чтобы «забить» вступление, он убедил Аронсона написать ему эпическое письмо насчет этого проекта: дескать, для приманки. «Она клюнула!» – писал Бирд; Джеки даже пригласила Аронсона на «Кристину» обсудить детали, но из-за истории с Болкером визит не состоялся.

Восемнадцать месяцев спустя, когда Бирд и Ли жили в Монтоке в доме Энди Уорхола, Джеки села писать обещанное вступление: «Каким чудесным сюрпризом и подарком стали для меня эти сказки и рисунки Исака Динесена, которые мне показал Питер Бирд… Взять в руки эти рисунки – все равно что прикоснуться к талисману, переносящему тебя в мир, который казался навеки ушедшим…» Она писала старательным, красивым, почти детским почерком – в Монтоке, 1 июля 1972 года. Так она начала делать пробные шаги навстречу новому, более реалистичному и удовлетворительному будущему, навстречу Америке, где ее греческая жизнь растает как фантастический сон.

Онассис, который вообще быстро уставал от женщин, устал и от Джеки и все чаще терял терпение. Он злился на ее частые отлучки, когда Джеки ездила в Америку навещать детей и по делам Кеннеди, ведь ей надлежало сидеть и ждать его, как положено греческой жене, верной Пенелопе. Артемида и та не одобряла невестку: «Мне хотелось, чтобы она вела себя как греческая жена, а она порой бросала Аристо на несколько недель, уезжала в Нью-Йорк… Греческие супруги не живут порознь».

Онассис начал жаловаться на Джеки своим греческим друзьям и, разумеется, Марии. Джеки, мол, никогда нет рядом, она холодна, она тратит слишком много денег, и в постели с ней скучно. Гор Видал вспоминал один из разговоров с Каллас о «золотоискательнице», как оперная дива именовала Джеки: «Онассис позвонил Каллас и сказал: “Я нянька при этой женщине, должен все время сидеть и ждать, ждать, ждать”. А еще он сказал, что в постели она холодна как труп». Онассис жаловался на Джеки и их общим друзьям вроде Бенно Грациани. «Он выражал мне свое недовольство по поводу денег и прочего. И по поводу ее холодности к нему… – вспоминал Грациани. – Она-де к нему холодна. Не то что вначале, просто теперь она поняла, что он не имеет с ней ничего общего…»