Жало Скорпиона
Шрифт:
Кристина на эти темы не спорила с мужем, тоже не верившим в Бога, не стала возражать и Саше Мордвину — он тогда ей нравился. И чтобы больше не спорить с ним, взяла и убрала икону в ящик. Сейчас, переходя Суворовский проспект, она дала себе слово, что поднимется к себе на пятый этаж и первым делом повесит икону на прежнее место. Она относилась к религии уважительно, иногда в тяжкие минуты жизни даже по-своему обращалась к Господу Богу с просьбами помочь ей пережить утрату мужа, другие невзгоды… Но не молилась и точно не знала, как нужно осенять себя крестным знамением. Мать ее была верующей женщиной, и эта семейная икона — ее подарок дочери. Отец ушел от матери, когда Кристине было шестнадцать лет. Утром был дома, а вечером... Вечером они с матерью прочитали короткую записку на столе, придавленную
Поднявшись в лифте на пятый этаж, Кристина невольно втянула голову в плечи: разве можно забыть тот вечер, когда она только что вставила ключ в дверь, а с верхней лестничной площадки стремительно спустились к ней три бандита и... Лучше не вспоминать об этом! В прихожей стоял нежилой запах, слышно, как в ванной капает из крана вода: наверное, плохо кран завернула...
По совету Князева Кристина попросила слесаря из «Аиста» установить ей с внутренней стороны двери крепкий запор, который невозможно открыть снаружи никакой отмычкой. Слесарь с охранником — она дала им ключи — все сделали в ее отсутствие. Она сразу же задвинула стальную полосу в прорубленный во фрамуге глубокий паз и еще завернула фигурной гайкой. Теперь, чтобы попасть к ней, нужно было выломать дверь с коробкой. Повесила на вешалку светлый плащ, который за весь день так и не надела, всунула маленькие ступни в шлепанцы, на кухне поставила на плиту эмалированный чайник со свистком — подарок Мордвина на день рождения, достала из включенного холодильника продукты. Быстро приготовила яичницу, заварила в фаянсовом чайнике крепкий чай — кофе она пила только утром — и понемногу снова стала чувствовать себя хозяйкой в своей собственной квартире, которая целый месяц была чужой и страшной: в любое время мог заявиться Михаил Ломов... Ну почему она сразу не пришла к Иванову? Он не укорял ее, умный человек отлично понимал, что пережила молодая женщина. Она ведь пыталась сразу обратиться в милицию, договорилась о встрече, а бандиты тут же узнали про звонок... Князев сказал, что у них есть подкупленные люди на узле связи, которые по их просьбе подслушивают нужные им телефоны и записывают разговоры на пленку.
Негромко зажурчал кнопочный телефон. Чувствуя, как заколотилось сердце, Кристина с отрешенным лицом взяла трубку.
— Кристина Евгеньевна, не пугайтесь! — послышался очень приятный мужской голос. — Это Князев. Как вы себя чувствуете? Не устали?
У молодой женщины полегчало на душе, она даже улыбнулась. Молодой начальник охраны ей сразу понравился, наверное, поэтому она ему в конце концов доверилась, все как на духу рассказав, даже про изнасилование. От этого мускулистого серо-зеленоглазого мужчины с интеллигентным лицом исходит не только ощущение скрытой силы, но и нечто такое, что вызывает к нему уважение, доверие.
— Даже не верится, что я снова дома…
— Я еще хочу вас предупредить: ни в коем случае никому не открывайте дверь, как бы посетитель ни назвался. Ни милиционеру, ни почтальону, ни дворнику... Слесарь поставил стальной запор и объемный глазок?
— Да, все сделал... Правда, в глазок я еще не смотрела...
— Сейчас посмотрите... — сказал он, и она поняла, что Князев улыбается. — Можно к вам на минутку?
— Конечно! Я очень рада! — вырвалось у нее. Захотелось его увидеть, слушать приятный, спокойный голос. — Вы, наверное, голодный! Кроме яичницы и чая с вареньем, я ничем вас сегодня не смогу угостить.
— Через пять минут поднимусь к вам, — сказал он и повесил трубку. Значит, это он сопровождал ее до дома и позвонил из автомата, что рядом с магазином «Саламандра».
Вскочив с голубой табуретки, она бросилась в ванную, привела в порядок прическу, чуть-чуть подкрасила и так всегда розовые, сочные губы. Ее синие глаза радостно светились: неужели страх сделал ее такой беззащитной, что она теперь радуется любой возможности не быть дома одной?..
В глазок действительно теперь была видна вся лестничная площадка, даже батареи отопления и дверь лифта. Чаще всего люди, которых рассматривают в глазок после звонка, чувствуют себя немного неловко, Князев спокойно стоял напротив двери и, казалось, смотрел прямо в ее прищуренный глаз. Немного повозившись
Артур был в мягкой кожаной куртке, джинсах. Голубая рубашка открывала загорелую шею. На твердых, немного полных губах — мягкая улыбка. Она уже заметила, что на лице этого необычного человека жесткость и суровость сочетаются с юношеской застенчивостью. Взгляд у него открытый, пристальный, такой трудно выдержать, чувствуется, что он знает это, но не привык первым отводить глаза в сторону. Сейчас, когда он стоял прямо перед ней, она заметила на его выпуклой скуле чуть заметный беловатый шрам, другой, более длинный и глубокий, тянулся за ухом, но его почти не было видно из-за темно-русых густых волос.
— Кристина Евгеньевна, не нужно так бояться, — мягко сказал он, бросив взгляд на приступку вешалки, где обычно лежат тапочки. Увидев их, легко сбросил с ног мокасины и влез в шлепанцы.
— С чего вы взяли, что я боюсь? — удивилась она.
— У вас на лице все написано, — улыбнулся он. — Вы вздрогнули, когда зазвонил телефон, потом сердце ваше сжалось и застучало, когда услышали мужской голос...
— Я вас сразу узнала, хотя никогда раньше по телефону с вами не разговаривала, — сказала она. — Пойдемте на кухню, вы ведь проголодались... охраняя меня?
— У вас красивая спокойная походка, а вот лицо…
— И что же у меня написано на лице? — без улыбки посмотрела она ему в глаза. — Страх?
— Ну, и еще безысходность... Я ведь вам сказал, что этот... Хрущ и еще кто-либо из его компании вряд ли решатся вам снова досаждать.
— Досаждать? Им ничего не стоит убить человека! — вырвалось у нее.
Он вслед за ней прошел на кухню, уселся возле окна на табуретку. Повернувшись к нему спиной, Кристина разбила на сковородке с поджаренной колбасой еще два яйца, столовым ножом перевернула розовые ломти в загустевших белке с желтком. Коричневая юбка рельефно обтягивала ее крутые бедра, белая кофточка натянулась от напора тяжелых красивых грудей, золотистые волосы спустились ниже узких округлых плеч. Блеснула в розовом ухе золотая сережка в виде овала. Что-то до щемящей боли знакомое почудилось сейчас Князеву в этой женщине, повороте ее пушистой головы, чуть согнутых плечах и выступающих сквозь тонкую ткань трогательных лопатках... Точно в такой же позе не раз он видел Ирину... В снах она все еще изредка являлась ему, как живая.
Но их не вернешь, и больше незачем растравлять себя. Артур принадлежал к тому типу людей, которые могут заставить себя не расслабляться. Да, ненависть к преступникам — бандитам, насильникам, убийцам постоянно жила в нем и будет жить, как в муровце с Петровки Глебе Жеглове, которого так талантливо сыграл Высоцкий. Не будь этой ненависти, причем холодной, расчетливой, не был бы он Скорпионом, то есть человеком, способным врагов общества смертельно ранить и убивать...
— Артур Константинович, — нарушила затянувшееся молчание Кристина, — я, конечно, не психолог и не умею читать, что написано на лицах людей, однако и вы чем-то сильно озабочены? Кстати, не хотите выпить? У меня есть хорошая водка...
— Разве что по рюмке, — улыбнулся он. Кристина разлила в небольшие фарфоровые чашечки дымящийся кофе, пододвинула гостю сахарницу, сгущенку. Потом достала из холодильника пеструю бутылку «Смирновской».
— Будем пить кофе с водкой, — сказала она. — Коньяка у меня нет. И пожалуйста, ешьте яичницу, пока не остыла.
Они ужинали, обмениваясь незначительными фразами о хорошем в этом году лете, трудных переговорах с бандитами в Чечне, предстоящих выборах в Думу. Больше говорила Кристина, Артур односложно отвечал. Она понимала, что он думает о делах, по-видимому, связанных с нею, понимала, что такой человек, как Князев, сам начнет серьезный разговор, когда сочтет это нужным. Любая женщина чувствует, когда она нравится мужчине, — Кристина же этого сейчас не ощущала. Не часто после смерти мужа ей приходилось вот так свободно сидеть с мужчиной за одним столом, пить кофе с водкой и знать, что этот мужчина не будет говорить ей дешевых комплиментов, намекать на свои чувства, стараться понравиться ей. Саша Мордвин не в счет: она сама пригласила его.