Жанна д"Арк из рода Валуа книга третья
Шрифт:
Она сразу оценила как внушительную численность, так и превосходную экипировку подкрепления. И теперь не могла не радоваться, глядя на своё войско, текущее словно полноводная река, в которую спешат влиться все окрестные речушки.
– Так что нам нужно делать, Жанна? – спросил Алансон, которого очень волновала перспектива пойти не туда и оказаться атакованным с тыла. – Впереди развилка – пересечение дороги на Пате и старой римской дороги. Не видя противника, как мы можем быть уверены, что движемся за ним, а не от него?
– Мы найдём их, герцог, не сомневайтесь.
Они ехали по пыльной протоптанной миллионом ног, копыт и колёс дороге, чувствуя за спиной, словно тяжелый шлейф, присутствие армии, наверное, впервые за последние лет десять идущую по своей земле так уверенно, по-хозяйски. Понимание этого как-то незаметно, само собой расцвело вдруг в мыслях Алансона и потянуло за собой целую череду сменяющих друг друга воспоминаний: о неудачных сражениях, обидах за Азенкур и договор в Труа, безумных надеждах на Чудо… И на другое чудо, о котором говорить невозможно, нельзя, не к месту… Но и молчать уже сил не хватает! И почему-то именно сейчас вдруг резко перехватило дыхание от всего: от величия момента, от азарта этого поиска, от близости и уединения среди войска… От летнего дня, наконец!
– Ты так уверена, что я тоже начинаю верить, – сказал Алансон, подъезжая ближе к девушке. – И чувствую нетерпение даже в шпорах, которые крепки, можешь не сомневаться, и тоже думаю, что по-другому быть не может, но не знаю – почему… Может, день сегодня какой-то особенный?
Жанна со странным, новым для неё воодушевлением посмотрела на герцога.
Жаркое солнце слепило глаза, воздух вокруг был пропитан тревогой, страхом убегающего войска, запахами горелого дерева, кислого от пота железа, стёртой до черноты седельной кожи… словом, всем тем, что намешивает война, обозначая своё присутствие в мире.
И всё же…
Всё же вокруг порхали бабочки, в безмятежном спокойствии потягивалось прозрачными облаками небо, и щебет птиц нет-нет да и перекрывал монотонное позвякивание уздечек и оружия, скрип колёс тяжелых повозок… И в сердце Жанны тревоги не было.
– Сегодня всё здесь ради нас, – вдохнула она цветочный запах, неизвестно каким чудом окутавший всадников. – Разве всё это не мир Божий? Надо только смотреть и видеть, и Господь пошлёт знак. Он всегда посылает подсказки тем, кто верит в Его участие…
– Я верю, – прошептал герцог, не сводя глаз с её лица.
– И я верю.
– Я верю в тебя, Жанна.
– А я – в тех, кто идёт за мной…
– Я иду за тобой. Помнишь, под Жаржо ты крикнула: «Кто любит меня – за мной!»?
– Я… Я хотела сказать: «кто верит».
– А получилось «любит».
– Для меня любовь неотделима от веры…
– Я бы хотел, чтобы ты верила в меня…
– Я верю. Верю вам, как самой себе, мой… прекрасный… герцог….
Она ещё шептала, когда до их слуха донёсся топот копыт несущегося во весь опор коня. Низко пригнувшийся к конской шее всадник летел как раз со стороны северо-запада, где находился городок Пате.
– Ваша светлость, ваша светлость!!! Жанна!!! Там, за кустарником ОНИ! Они
Дурман, вскруживший голову, мгновенно рассеялся.
– Я же говорила! Вот он – знак! Немедленно атакуем их тяжёлой конницей! Пускай Ла Ир и Ксентрайль идут в авангарде и нападают, не раздумывая! Я же с Бастардом и с основными силами…
– Нет! – решительно заявил Алансон. – Сегодня я тебя никуда не пущу! Я сам, Бастард, де Ре, кто угодно, но только не ты! Сражение в поле – не взятие крепости…
– Но у нас восемь тысяч солдат, а у них не более трёх!
– Нет! При Азенкуре у нас было тридцать тысяч… И не спорь! Не спорь, пожалуйста… Сейчас каждая минута дорога!
Войско мгновенно пришло в боевую готовность.
Тяжеловооруженные рыцари, звеня уздечками, скорым маршем развернулись и понеслись по дороге на Пате.
– Не дайте им окопаться! – кричал на скаку Ла Ир. – Если успеют вбить колья, нам будет только хуже!
Подняв дорожную пыль, авангард исчез из вида подобно грозовой туче, набирающей ярость.
– Ходу! Ходу! – кричали командиры, подгоняя растянувшуюся по дороге армию, хотя в понуканиях никакой нужды не было.
Вся восьмитысячная армия французов, только что робко, ощупью пробиравшаяся по следам противника, за мгновение подобралась словно зверь, почуявший добычу, и рванулась вперёд одним стремительным броском.
* * *
Земля дрогнула и затряслась.
– Французы! Мило-о-орд!!!
Оруженосец графа Шрусбери, командовавшего английским арьергардом, почти визжал, указывая на стремительно приближающиеся клубы пыли. На бледных от ужаса солдат страшно было смотреть.
– Копайте быстрее, что замерли!!!! – заорал Шрусбери.
Ах, чёрт, они так и не успели толком подготовиться!
Эта французская ведьма – пропади она совсем! – вынюхала их всё-таки!
Господь, если ты это видишь, почему ты это допускаешь?!
А ведь как всё было хорошо задумано!
Талбот сам выбрал это место, сказал, что лучше не придумать. За невысоким кустарником, вдоль дороги, разместился бы арьергард из пятисот лучников, которые, пользуясь тем, что противник потерял их из вида, подготовили бы позицию, укрепили её и, дав пройти первым отрядам французов, начали бы массированный обстрел, пока основные силы, которые Фастольф отвел на невысокий холм неподалёку, не развернутся в полном боевом порядке и не перейдут в наступление.
О да, всё было бы хорошо, кабы не те несколько идиотов, тела которых качаются сейчас на деревьях в том перелеске! Им, видите ли, захотелось поохотиться! А чертова лань, которую они упустили, возьми и выбеги прямо на французов!..
– Стреляйте! Стреляйте же, чёрт вас всех раздери!!!
Уже через минуту после того, как тяжёлые французские конники прорвали недостроенные укрепления, Шрусбери стало ясно, что с его арьергардом покончено. Но он всё равно вытащил меч из ножен, готовясь дорого продать хотя бы свою жизнь.