Жанна д"Арк из рода Валуа книга третья
Шрифт:
Что толку, что Талбот спешит на помощь со своими отрядами?! Следом за конницей уже накатывала мощь основных сил французского войска. И началось… Нет, уже не сражение. Нельзя называть сражением преследование бегущих в страхе людей. И сэр Джон Фастольф с высоты холма, на котором он держал свою армию, над собственными действиями долго не задумывался.
– Отступаем, – пробормотал он, чувствуя подступающую к горлу панику.
Внизу, в этой бойне, какой-то рыцарь прямо на его глазах широким взмахом опрокинул на землю Талбота.
– Отступа-а-ем!!! Бего-о-ом!!!
Поводья путались в руках. Взбешённый шпорами конь хрипел. Перед глазами сэра
– И не возражать! Если тут колдовство, спасайте свои души!
О, никто и не возражал.
Треть английского воинства покинула место гибели двух тысяч своих товарищей меньше чем через час после начала сражения, оставив пленными многих знатных лордов. Шрусбери тоже было отказано в геройской гибели. Словно издеваясь, французские конники объезжали его, готового умереть, но не сдаться. И только когда все пятьсот лучников арьергарда были перебиты, барон де Ре подъехал к лорду почти вплотную и попросил его меч.
– Будь ты проклят, слуга дьявола! – по-английски прохрипел Шрусбери, швыряя оружие на землю.
Но барон его понял.
Смачно плюнув на брошенный меч, он подобрал поводья, развернул коня и процедил на прощание:
– Не считайте себя моим пленником, милорд. Я беру в плен только рыцарей, которые дорожат своим мечом, потому что клялись на его рукояти в верности Господу. Вы свой меч бросили, и для меня вы больше не рыцарь!…
Шрусбери принял на выкуп какой-то безвестный дворянин, но Алансон решил всё же выказать почтение именитым военачальникам и откупил на себя и Талбота, и Шрусбери, и некоторых других.
– Победитель должен быть милосердным, – возвестил он громко, чтобы слышала и Жанна. – Мой король примет вас, как почётных пленников.
– Ну да, с которых он откроет счёт остальным…
Усмехнувшись тем, кто услышал его замечание, Ла Ир стянул с головы шлем и осмотрелся.
Перепаханное сражением поле было щедро засеяно английскими трупами.
– Хорошая работа, – выдохнул он.
На заляпанном кровью и пылью лице сверкнули зубы, обнаженные улыбкой.
– Это наш Азенкур, только без грязи…
ПАРИЖ
(19 июня 1429 года)
Молчание в кабинете герцога Бэдфордского было тяжким и скорбным, как надгробие.
– Мы… потеряли… две тысячи солдат… Талбота… Шрусбери… И это… не считая… позора…
Слова падали в молчание, словно редкие шлепки первых дождевых капель, предвещающих грозу.
– Каковы… ИХ… потери?
Кто-то почти всхлипнул:
– Около сотни, милорд…
– Около сотни?!!!
Тяжелый кулак грохнул по рукояти кресла, голос прозвучал раскатом грома.
– А я слышал – не больше пяти человек!
Налитые кровью глаза Бэдфорда, сверкающие из-под густых, нависших над веками бровей, делали его похожим на раненного зверя, готового наброситься на любого, кто подойдет, несмотря на боль от раны…
– Мне… Надоела… Эта девка!
Герцог словно подписал приговор.
– Всякий, кто верит в её чудесную силу – глупец или предатель! Она такая же посланница Божья, как любой из вас! И не думайте, что у французов сил прибавилось каким-то чудесным образом! Всё это вызвано фанатичной верой и пустым страхом! Раньше я хотел просто сжечь французскую шлюху, как ведьму, без особых разбирательств. Но теперь не то! Теперь я желаю получить её живой и невредимой, чтобы устроить процесс для всей Европы! И я это сделаю! Я уничтожу проклятых
Присутствующие закивали. Некоторые украдкой вытирали глаза.
– До сих пор я считал французские победы случайностью! Досадным стечением обстоятельств! Нелепостью, которая посылается нам, чтобы мы собрались и нанесли последний удар, который завершит эту давнюю тяжбу за престол! Я думал, что много потерял под Орлеаном, однако надеялся многое и возместить. Но разгром при Патэ лишил меня всего! Вы понимаете, ЧТО означает это поражение?! Храбрость наших солдат окончательно пала вместе с теми, кто остался на том поле! И если есть ещё надежда спасти положение, то будьте готовы, милорды, идти к ней через унижение ещё большее, потому что я намерен просить помощи у Филиппа Бургундского!
Герцог переждал пока успокоится поднявшееся среди лордов волнение, помолчал немного, успокаиваясь сам, трудно сглотнул и продолжил:
– Мне донесли, будто девка собирается идти на Реймс, чтобы короновать своего б… бастарда, что в сложившейся ситуации для нас – лучший исход. Путь на Реймс пролегает по землям Филиппа, и даже если он не сможет помешать, пускай хотя бы задержит французское войско, пока мы не соберем новые силы в Нормандии.
– А если французы пойдут через Париж на Нормандию? – хмуро заметил Саффолк, присутствующий на совете и подавленный более других.
– Я приму меры, чтобы этого не произошло, у меня есть средство. И другие меры, которые следует предпринять, тоже продуманы. Подати с наших земель в Нормандии и здесь будут увеличены, бОльшая их часть пойдёт на оборонительные укрепления Парижа, остальное – на усиление и вооружение войска. Я привлеку к обороне Парижа всю местную знать: пускай раскошелятся! Но на всё требуется время, время и время, которое может дать сейчас только Бургундия.
Бэдфорд обвёл лордов тяжёлым взглядом.
– Чтобы хорошо замахнуться, следует отступить, господа. Победителя, сделавшего пару шагов назад, не осудит никто. Никто! Но только если он победитель… Так что хотим мы или нет – нам придётся убеждать Филиппа любыми средствами, вплоть до уступок везде, где он пожелает! И со всем смирением, о котором теперь придётся вспомнить, потому что сейчас мы не победители!
Герцог встал.
Не дожидаясь, когда смысл его слов окончательно дойдёт до слушателей, и они начнут больше по привычке, чем руководствуясь здравым смыслом, возражать и сокрушаться, едва кивнул и быстро пошёл из зала.
Да. Да, да! Как ни унизительно, но другого выхода нет!
Филипп Бургундский, конечно же, не забыл обиды на достаточно высокомерный запрет от Бэдфорда взять под свою опеку Орлеан. Не забудет он и тех обвинений, которыми совсем недавно осыпала его английская сторона, обвиняя в предательстве, отводе войск и пособничестве общему врагу! Но, с другой стороны, на все обиды есть узы родства 3 , и не только их с Филиппом, а и той части французской знати, которая присягнула английскому королю. В Париже хватает бургундских родственников. И Филипп, который всегда ревностно относился к тому, чтобы подданные были им довольны, от их мнения не отмахнётся…
3
Герцог Бэдфордский был женат на сестре Филиппа Бургундского Анне.