Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1
Шрифт:
Даже арагонская свита недолго выдерживала церемониал. И как только их тела отогрелись, а умы «подогрелись», приезжие рыцари охотно поддались общему настрою. Лишь несколько дам арагонского двора маялись в стороне под присмотром старухи-дуэньи. Кто-то читал молитвенник, кто-то перебирал четки, косо поглядывая на пирующих, но никакого ответного набожного рвения их вид ни в ком не вызвал. Только Филаргос, устыдившись на мгновение, благословил бедняжек с тем особенным усердием, которое появляется у людей, осчастливленных надеждой. Но потом тоже весьма резво поспешил к столу.
Виоланта была любезна и очаровательна.
Герцогиням де Блуа, д’Алансон
– Думаю, он будет не хуже вашего сапфира.
«И под цвет будущей мантии», – дрожа от радости, подумал епископ.
Он был готов утирать слёзы умиления, глядя на то, как граф Арманьякский, вопреки своей обычной надменности, что-то увлеченно рассказывает принцессе. Причем, увлекся граф настолько, что когда наконец тронулись в путь, верхом догнал карету Виоланты и поехал рядом, не обращая внимания на холод и начавшийся снег.
6
Долгие переезды с места на место не были такой уж редкостью в те смутные времена. Короли, королевы, принцы, герцоги, дворяне помельче, но достаточно зажиточные, чтобы позволить себе переезд, не сидели подолгу в одном и том же замке, а кочевали не хуже цыган. В путешествие отправлялись со всем скарбом, двором и с мебелью, снаряжая такое бесчисленное количество повозок, что первая уже подъезжала к месту назначения, а последняя только тянулась из ворот покинутого замка.
Потому кортеж принцессы Арагонской привлекал внимание не столько самим фактом своего передвижения по стране, сколько роскошью и представительностью.
В каждом городе, ко всякому постоялому двору, где общество останавливалось для отдыха, сбегались десятки зевак. Разинув рты, они рассматривали гербы, в которых далеко не все что-то понимали, но зато все могли оценить обилие золота на повозках, и драгоценных мехов и тканей на приехавших.
После разорительных военных налогов и недавней чумы, великолепие обоза рождало в людях не столько зависть, сколько изумление – неужели еще возможно так жить?! Часами стояли они и наблюдали за этими мимолётно навестившими их небожителями, не замечая, что так же подолгу из окна отведенной ей комнаты наблюдает за ними приезжая принцесса…
Уже в Тулузе поезд догнал выздоровевший духовник Виоланты. Это был францисканский монах по имени отец Мигель. Одевался он – как и положено – в коричневую сутану, подпоясанную веревкой. Плечи и голову покрывал грубым коричневым плащом с капюшоном, и только на ногах, по случаю холодов, красовались меховые сапожки, имевшие, впрочем, весьма потертый вид.
На недавно болевшего отец Мигель похож был мало, благодаря круглому веселому лицу со свежим румянцем. Но герцог ди Клермон посоветовал всем лишних вопросов о монахе не задавать и, вообще, меньше задумываться на его счет.
– Он – то ли провидец, то ли колдун, – доверительно шепнул герцог её светлости де Блуа. – Порой такие вещи говорит – волосы на голове дыбом встают! Когда ехали через Кастилию, случай был: утром седлаем лошадей, а он идет мимо и говорит Жану, моему оруженосцу: «Увидишь волка, не гонись за ним». И дальше себе пошел. Мы, естественно, ничего не поняли, а Жан предположил, что монах
Герцогиня Мари испуганно охнула, а Клермон, желая произвести еще большее впечатление, добавил:
– Я вам больше скажу, мадам! Когда этот Мигель рассказывал нам про Мерлина, то, ей-Богу, казалось будто он сам с ним за одним столом и пил, и ел!
Герцогиня от всего сказанного была в ужасе, а, значит, и в полном восторге. И, поскольку Клермон рассказал ей всё сугубо приватно, уже через сутки в кортеже не осталось ни дамы, ни распоследней служанки, которая бы не узнала под большим секретом от другой дамы или служанки, что духовник арагонской принцессы видит любое прошлое, как свое собственное, а будущее читает, как раскрытую книгу, и дар свой получил прямо от великого Мерлина.
Первое время все опасливо косились в сторону монаха, ожидая от него страшных пророчеств. Но отец Мигель дружелюбно улыбался всем подряд и ничем своих способностей не выдавал. А если брался что-то рассказывать, то только старые байки о крестовых походах, да и те – слышанные-переслышанные через десятые руки.
Неудовлетворенное любопытство так и клубилось вокруг заскучавшего в долгой дороге общества. Пересудов о том, что рассказал герцог ди Клермон, хватило на пару дней, и все жаждали новых впечатлений, буквально изнывая от их отсутствия. Но увы – никакого разнообразия отец Мигель не внёс, и дальше всё было так же, как в любой другой поездке. Даже дамы, ехавшие в одной карете с Виолантой, ничего не смогли разузнать ни об отце Мигеле, ни о его даре. На все вопросы «кто?», «что?», «почему?» и «откуда?» принцесса отвечала крайне односложно, или просто пожимала плечами, полагая, видимо, что все объяснила одно фразой: «Отец Мигель мой духовник».
Наверное, дамы, привыкшие к более пространным беседам, сочли бы себя уязвленными, не реши они между собой чуть раньше, что принцесса Арагонская – дама хоть и приятная, но, с точки зрения французской столицы, пока не настолько светская, чтобы блистать лёгкостью общения.
И действительно, за все время пути Виоланта предпочитала помалкивать. Она не задавала никаких вопросов, а с наивным, совершенно детским вниманием слушала то, что дамы считали нужным ей сообщать. Искренне удивлялась всему, чему следовало удивиться, ахала и охала в нужных местах, а если собеседницы смущенно умолкали, затронув какую-то деликатную тему, не лезла к ним с просьбами продолжить или уточнить, что именно они имели в виду.
Естественно, большую часть времени занимали разговоры о турнирах и празднествах.
Бонна Беррийская – большая любительница развлечений – могла без устали сравнивать увеселения прошлых лет, какими они были до безумия короля Шарля, с теми, какими стали теперь. Ей были памятны победы всех рыцарей, а также имена дам, в честь которых эти победы одерживались. Если же вдохновительницей побед бывала она сама, мадам Бонна небрежно, но очень красиво взмахивала рукой, подкатывала глаза и томно вздыхала.