Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Как прикажешь, дядя! – отсалютовал мечом Алансон. – Прицеплюсь к тебе репьём – так вернее доберусь до Бэдфорда!
– Щенок.., – беззлобно проворчал д’Аркур.
С флангов прибежали герольды Дугласа и Талейрана, сообщая, что все готовы.
– Ну, с Богом! – осенил себя крестным знамением командующий. – Трубите атаку!
Ломбардская конница первой налетела на правый фланг англичан. Лучники, всё ещё лихорадочно вбивавшие в пересохшую землю колья, не успели даже прицелиться. В панике, побросав всё, они побежали, оставляя открытым отряд Бэдфорда. В это же
– А-а-а, чёрт побери!!! – прорычал Бэдфорд, выхватывая меч и нервно ворочая напотевшей шеей.
На него надвигались баталии д’Аркура и Талерана, вдвое превосходящие по численности английский отряд. Слева Монтаскьют уже сцепился с шотландцами Дугласа, но в тыл ему могла ударить французская конница, если резерв не выстоит…
– Вперёд! Вперёд! Догнать сбежавших и вернуть в строй!!!
Несколько рыцарей из задних рядов бросились к оставленным коням и, оседлав их, пустились вдогонку за убегающими.
– Выстоять, во что бы то ни стало! В плен брать только тех, что с гербами…
Сцепившись, наконец, с противником в рукопашной, отряд Бэдфорда словно врос в землю. Стройные французские шеренги ломались об него, как сухие прутья и падали, перерубленные мечами английских рыцарей, для которых будто вернулись годы былой славы при короле Монмуте. Рядом, так же неколебимо, стоял отряд Монтаскьюта.
– За Кларенса! За Гарри! За мои города!.. За Кларенса! – кричал Бэдфорд, орудуя мечом и булавой под прикрытием лорда Милбрука – зятя Джона Гонта, первого герцога Ланкастерского. Два оруженосца прикрывали герцога с тыла, а ещё несколько лордов двигались параллельно, словно расчищая командующему коридор во французской баталии.
– Забыли, как умеют воевать англичане?! Это вам не Нормандия! Забыли Азенкур?! Здесь вы его вспомните!!!
Этот крик заглушал лязг мечей, воодушевляя ещё больше, озверевших от запаха крови рыцарей. Здесь не было лучников, и не надо было выбрасывать руку с растопыренными пальцами. Воины орудовали мечами, щитами, булавами, не прибегая даже к помощи «пощад», потому что здесь никого не щадили…
Разнежившийся на последних, почти бескровных, победах Жан д’Аркур, пропустил несколько досадных ударов, которые, в пылу боя, принял за лёгкие ранения. Пытаясь пробиться к Бэдфорду, он не обратил внимания на обильно текущую по доспехам кровь, и чуть не был сражён английским рыцарем, оказавшимся на его пути в тот момент, когда перед глазами вдруг всё поплыло и помутилось.
– Не время спать, дядя! – хрипло прокричал ему Алансон, подставляя под удар англичанина свой щит, из-под которого, изловчившись, тут же поразил и самого нападавшего. – Ты ранен? Сдавайся! Мы отобьем!
Но командующий уже почти ничего не слышал. В частом мельтешении мечей он видел только лицо племянника, свирепо отбивающего сыплющиеся на них удары, и каким-то, далёким уже чувством, понимал, что стыдно.., что нельзя бросать его и армию.., что нельзя гибнуть… Но,.. кажется больше он не выстоит…
– А-а, вот и шут! – прогремел неподалёку голос Бэдфорда, заметившего знакомый герб Алансона.
Быстрым ударом тяжёлой булавы он отбросил юношу, уставшего одновременно сражаться
– Пёс!… Шелудивый английский пёес! – сплюнув заполнившую рот кровь, прохрипел д’Аркур.
Слабеющей рукой он пытался выдернуть меч, который почти до половины вогнал в землю, тяжестью своего тела и щита, когда опирался на него, чтобы не упасть и не оставить спину защищавшего его Алансона открытой для удара.
Оставался всего один рывок, и можно.., ещё можно найти силы, чтобы ударить Бэдфорда, даже не повернувшего головы.., не удостоившего смертельно раненного командующего, ни плена, ни милосердного удара… Но тут, возвращённое в последний момент сознание словно высветило в месиве этой бойни распростертое тело Арно Талерана – без шлема, с перерубленным лицом – и… всё.
Больше в своей жизни Жан д’Аркур не увидел ничего.
Между тем, разбежавшихся лучников удалось снова собрать и вернуть на поле боя. Резерв, едва успевший отбиться от французской конницы, тут же был снова атакован ломбардцами, но выстоял и против них, благодаря подоспевшим беглецам. Более того, видя, что отряд Монтаскьюта из последних сил противостоит наседающим шотландцам Дугласа, резерв ударил по их открытому правому флангу, предоставив собранным лучникам, добивать французские баталии вместе с Бэдфордом. Дело там кончилось быстро – все командиры пали, вся знать взята в плен. И вырвавшиеся из этого боя, пьяные от крови и злые за недавний страх, английские солдаты, словно голодная стая, кинулись в тыл шотландскому отряду!
Не прошло и часа, как Арчибальд Дуглас с остатками своего воинства оказался в плотном кольце врагов.
Сэр Монтаскьют даже пытался приостановить бой, чтобы дать возможность достойному противнику достойно сдаться. Но пятьдесят шотландских лордов только плотнее сомкнули ряды.
– Ты ещё позавидуешь нам, когда будешь хрипеть в своей постели, умирая от какой-нибудь горячки! – крикнул Монтаскьюту Дуглас. – А мы умрем, как воины, которые обретают славу даже в поражении!
До позднего вечера оставшиеся в живых растаскивали трупы на «победителей» и «побеждённых», чтобы закопать – первых с почестями, а других – просто так. Высшую французскую знать и шотландских лордов Бэдфорд распорядился похоронить, как положено, и там, где пожелают родные. С пленными, однако, церемониться не стал.
– Пускай идут за армией, как рабы, и не снимая доспехов, чтобы на всю жизнь запомнили…
Только не пришедшего в себя Алансона и ещё нескольких, израненных до беспамятства дворян было позволено везти на телегах.
– Хороший удар, милорд, – устало заметил Монтаскьют, осматривая смятый шлем Алансона. – Боюсь только, что он отбил у мальчишки охоту шутить.
– Чёрт с ним, – пробормотал Бэдфорд. – Назначу выкуп в двести ns тысяч золотых салю и верну матери… Мне не нужен шут, который умеет так биться.
– Победа делает милостивым?
– Тебя можно спросить о том же.
Сэр Монтаскьют криво усмехнулся и снова провел языком по ноющей десне. Французскими зубами он брезговал, а шотландские… Черт с ними!