Жара в Аномо
Шрифт:
Бывший инспектор оттолкнулся от шершавого пальмового ствола, за которым прятался несколько мгновений, и, стараясь ступать бесшумно, бегом преодолел освещенное пространство перед домом, прижался к стене, продвинулся к водосточной трубе и стал примериваться к ней, проверяя на прочность.
За его спиной кто-то покашлял, он резко обернулся.
Рослый, обнаженный до пояса чернокожий детина с закатанными штанинами, уронив лопату, смотрел на него и манил пальцем, покачиваясь и приговаривая:
— Беленький… Откуда? Иди, иди сюда. Руки на голову и скорей иди, иди ко мне.
Европеец в черном костюме приложил палец к губам, произнес:
— Тсс!..
— Иди сюда, тебе сказано! — рявкнул юный великан. — Руки на башку! Живо! Ну!
— Тихо! Не повезло тебе, бедняга, сам на меня нарвался.
С этими словами отставной инспектор взвился и выбросил ногу в молниеносном ударе, в одном из самых сокрушительных приемов, унаследованных от незабвенного Окамуры-сан.
Каково же было его изумление, когда чернокожий детина, который должен был рухнуть и корчиться, будто чудом, легким кошачьим движением ушел от удара.
Более того, он принял классическую стойку и серией безукоризненных по исполнению блоков отразил последующие выпады опытного бойца.
Поединок разгорался, извергая стоны и хлесткие, резкие звуки взаимных атак, хриплые вздохи и тяжесть прерывистого дыхания.
— Йа! Йа! — вскрикивал нападавший.
— Хаг! Хаг! — вскрикивал защищавшийся. Привлеченные шумом, уже выбегали из дома его обитатели.
"Проклятый возраст!" Это было последним, что успело мелькнуть в сознании пожилого европейца, прежде чем он упал без чувств от страшного удара.
32
Ветер бил и кружил, он гнал тучи раскалённого песка и тянул одну ноту, жуткую, как вопль падающего в пропасть.
Это был необычный пыльный харматтан, свирепый смерч, бич материка, порожденный восходящими движениями сильно перегретого воздуха нижних слоев атмосферы.
Из беснующегося пространства вынырнул Ник Матье. Озираясь и отплевываясь, закрывая лицо руками от несущейся навстречу нещадной песчаной крупы, он бежал, терзаемый ветром, к шевелящемуся куполу склада.
Обнаружив там Габи и Даба, что лихорадочно закрепляли изнутри нижние края парусиновых стен, Ник шарахнулся назад, не замеченный ими, заметался в поисках укрытия.
— Еще немного, и чертова палатка унесет меня в бездну!
— Держись! — откликнулся Даб. — Ложись на пол! Прижимай!
Ник распластался на палатке, которая билась под ним, точно раненая птица с могучими крыльями. Но еще сильнее колотилось его сердце, и весь он дрожал, словно в ознобе.
— Сейчас, сейчас утихнет, — успокаивал Даб женщину, — известно, налетит, испугает и утихнет.
— Я не боюсь, — отвечала Габи, — просто очень обидно за такую напасть. Все ведь может рухнуть.
— Утихнет. Завтра будем смеяться над собой, завтра будем вытряхивать песок из ушей. Утихнет проклятый. Должен.
— Ты слышишь? — вдруг насторожилась Габи.
— Что?
— Не стало… замолкла!
И верно, оборвался, не доносился больше привычный гул буровой установки, лишь визжал, свистел неистовый ветер, замазывая серой краской оранжевый диск солнца.
Даб стрелой вылетел из склада, мелькнув мимо распластавшегося Ника Матье.
— Бур! — в ужасе кричала Габи, устремляясь за ним. — Остановили бур! Нельзя!
Взмокшее, грязное лицо Ника Матье передернула гримаса, он еще плотнее прижался к земле, будто силился вместе с палаткой зарыться в стонущие пески, и сам стонал и кряхтел, скрежеща зубами, словно тело его топтали ногами, пинали и рвали на части.
А в двухстах метрах от него, превозмогая ветер, бежали к насосу артезианской скважины Борис Корин и Сергей Гринюк. Корин громко кричал дизелисту:
— Кто трогал трактор? Ты перегонял! Живо на кабель!
С трапика вибрирующей на ветру вышки панически прыгали рабочие, придерживая полы одежды и каски на головах.
— Помбуры, по местам! Назад!
— Тикайте обратно, вам сказано! — вторил Борису дизелист. — Всем оставаться на своих местах!
Помбуры ошалело полезли снова на палубку буровой. Габи и Даб послушно повернули к складу, не сбавляя бега.
А песчаная буря крепчала, как назло. Солнце скрылось за мрачной завесой, стемнело, будто настали густые сумерки. По лагерю, шурша и звеня в завихрениях, катился всякий бумажный, тряпичный, жестяной сор.
Ник Матье не слышал и не видел того, что происходило на месте аварии, но догадывался.
В разгар суматохи из автобуса-лаборатории, куда стихия не могла проникнуть своими когтями, выпрыгнула Джой, очевидно не пожелавшая оставаться безучастной в уютном убежище.
При виде девчонки Ник вскочил, как кошка, ринулся к ней, схватил за руку.
— Куда! Это опасно!
— Ники, что случилось? Я должна знать! Почему все обезумели?
— Нельзя! Туда нельзя!
— Но я должна знать! Пустите! Я должна!
— Молчи! — Он грубо и настойчиво удерживал ее, заслоняя собою от вихря.
— Хорошо, я останусь, но не смейте так меня сжимать своими ручищами! И объясните, что происходит, в конце концов!
Ник отстранился слегка, продолжая, однако, держать ее за плечи. Он был зол и смущен, казался растерянным. И возможно, чтобы отмахнуться от болезненных мыслей, а заодно и оправдаться перед девушкой за вспышку грубости, пояснил, обжигая ее щеку дыханием:
— Судя по всему, оборван кабель питания насоса или что-то в самой системе. Дело дрянь. Не стало воды, прекратилась подача раствора в скважину. Колонну, наверное, уже заклинило, забой глубоко. Это страшно в бурении, крошка, это верный конец делу. Боюсь, начнем сначала.